Махтумкули - Избранное

Махтумкули, о смертном помни часе.
К чему богатство? Кто из алчных спасся?
Жизнь длится миг, а ты навек запасся?
К чему добро в пустом дому, друзья!

Не верю жизни я, в душе — тревоги;
Готовясь к смерти, саван не скроить ли?
Я — раб, вне мира нету мне дороги;
У бога помощи не попросить ли?

Но как, друзья, постигнуть божье слово?
Как благодать душой усвоить снова?
Отшельничества вьюк многопудовый
Мне на верблюда страсти не взвалить ли?

В пустой душе пылал огонь гордыни;
Сад смерти я кроплю слезами ныне;
Мне плоть мою не кинуть ли в пустыне,
Средь хищников степных не разделить ли?

Мне б влагой милости омыть напасти,
Найти б в молитве путь среди несчастий!
Да! Птицу духа в диких рощах страсти
Стрелою мысли мне не подстрелить ли?

Не впрок, Фраги, земные наслажденья;
Плоть без души постигнет разложенье.
Не будет слова и не будет зренья…
Но языком живым не говорить ли?

Не отдавай души неверным! Кто видал
Их благодарность, им доверясь сердцем смелым?
Страшись напрасных мук, беги именных жал;
Кто пользу в них обрел? — реши рассудком зрелым.

Беседуй о любви, но не ищи утех;
Душа расплатится за мимолетный грех;
Любви но знаешь ты. Узнай о ней у тех,—
Рабов ее, с душой обугленной и телом!

Я проповедую, — и слушать будь готов;
Слугою стану я ловцу глубоких слов;
Знай, что распутница с полсотнею грехов
Честней лжеца-судьи с его лукавым делом.

Кто выпил пиалу «пречистого вина»,
Душа в том светится, как зеркало, ясна;
Мир — семиглавый змей, и власть ему дана;
Лишь в бегство кинувшись, остаться можно целым.

Не спи, Махтумкули, внимая горний зов!
Ты вволю выспишься меж прочих мертвецов.
Кто б мог отважиться из нищих и рабов
Не выполнить того, что господин велел им?

Сам болен я, страна больна и время:
Где золото, где хлам, — не разобрать.
Мы тирании сносим гнет и бремя;
Где ересь, где ислам, — не разобрать.

Нет ищущих божественного света;
Нет на собраньях мудрого совета;
Нет больше дозволенья и запрета;
Где вред, где польза нам, — не разобрать.

Нет образца: любой пример обманет,
И каждый бай богатством занят;
У вдов, и жен, и девушек стыда нет;
Где чистота, где срам, — не разобрать.

У всех мешки чужим добром богаты;
Фанатиков терзают пустосвяты;
Скрыт яд в сердцах, в руках кинжалы сжаты;
Молитва где, где гам, — не разобрать.

Фраги! Душа гостит в сей жизни мало,
И жалок тот, в ком полно ядом жало;
Все наше время вверх ногами стало,
И где базар, где храм, — не разобрать.

На ложе лености ты спишь, забыв о деле,
И сердце праздное беспечности полно.
А птица дикая, душа, томится в теле
И колотиться ей о клетку суждено.

Заветы мудрости впивая неустанно,
Спеши, не медли: ты отстал от каравана;
Не стань добычею коварного шайтана:
Страстями существо твое оплетено.

Наевшись, нарядясь, опасность забывая,
Ты спишь; тебя манит лишь суета земная;
А смерти лев рычит и, когти выпуская,
У ложа твоего припал уже давно.

Проснись, Махтумкули, прерви свое забвенье,
Не продавай души за бренность наслажденья:
Мир — омут роковой, в нем — черных вод вращенье,
Но в глубине его ты ясно видишь дно!

Странники, взгляните на меня,
Кто еще подобно мне томится?
Мотыльки, любовники огня,
Кто из вас к блаженству не стремится?

Ветер, ветер, ты в чужих краях
Пел в ушах, вздымал дорожный прах…
Есть ли в мире справедливый шах,
Где его счастливая столица?

Муж святой, ты видел горний рай,
Ты земной благословляешь край,
А по белу свету ходит бай,
Укажи, где нищете укрыться?

Дудку сделал я из тростника —
Ростовщик услышал должника.
Птицы вы мои! От ястребка
Разве может спрятаться синица?

Рыба, ты и лодка и гребец,
Синяя пучина твой дворец.
Есть ли в мире остров, где беглец
Вечных бедствий мог бы не страшиться?

Мир-завистник, ты как время стар,
Отнимаешь свой блаженный дар…
Есть ли на земле такой базар,
Где алмазы по грошу кошница?

В мире есть красавица одна,
Словно двухнедельная луна;
Родинка ее насурьмлена,—
Кто с моей избранницей сравнится?

На земле моя Менгли жила,
Обожгла мне сердце и ушла.
У меня в груди ее стрела.
Где она? Какой звезды царица?

Я скучаю по родным краям.
Ты гулял ли с нею по горам?
Дай мне весть — по-прежнему ли там
Дождь идет, седой туман клубится?

За годами промелькнут года,
Новые возникнут города.
Кто мне скажет — будет ли тогда
По Корану человек молиться?

Народится новая луна —
Не навеки сгинула она.
Для ростовщика возведена
Будет ли надежная темница?

Мало говорил Махтумкули,—
По глазам печаль его прочли.
Лебеди отеческой земли,
Иль не горько с вами разлучиться?

Меджнунова гора в тумане, говорят,
Вершина той горы крута, а не полога.
Неверный человек обманет, говорят,
Кто вверится ему, тем суждена тревога.

Волк не способен быть товарищем овец.
Твой спутник плох, когда он — трус или скупец,
И только от того, кто истинный храбрец,
Нам будет в трудный час поддержка и подмога.

Беспечен человек в неведенье своем,
Не думает о том, что мы в свой час уйдем,
О том, что в этот час мы силу обретем
Не в золоте своем, а в нашей вере в бога.

Кто ведает, когда беда постигнет нас,
Когда затопит мир водой, как в первый раз?
Бессмертен лишь аллах, а к нам в урочный час
Смерть явится ко всем и позовет в дорогу.

Пусть тот, кто полюбил, в пустыню, бос и наг,
Уходит, отрешась от всех на свете благ,
Тому из нас аллах спасенья явит знак,
Кто для людей добра содеял хоть немного.

И ты, Махтумкули, недужен и устал,
Но понял ты: лишь тех, кто нас не предавал,
Кто слабых защищал, кто бедным помогал,
В день Страшного суда бог не осудит строго.

Ныне лишь невежда славен — помрачения примета!
Где страдания дервишей? Где горения примета?
Угнетенных и страдальцев где спасения примета?
Всюду лишь одни напасти, запустения примета,
Все ругаются друг с другом — оскудения примета!
Тот — мужчина, на котором преступления примета!
К выгоде стремится каждый — где смирения примета?
Нет следа благого дела, есть падения примета —
Это светопреставленья, это тления примета!