Леонид Чернов - Профсоюз сумасшедших [Стихи и проза]

Огни свечей — как пальцы жалящего перца.

Но в темных ветках — вместо блещущих игрушек —

Пылающее собственное сердце.

Он целый вечер поросенком возле елки

Визжащим пажем тоненькой кузины.

….Но слишком больно в душу мне зеленые иголки

Знакомым ароматом пахнущих слезинок.

…………..

И только ночью —

В узенькой трепещущей постели

Мне корчиться

И выть как волк до света

О том, что я — большой,

Что у меня — усы, долги и «цели»,

Что это все —

Рождественский кошмар поэта.

Сочельник 1922.

Тучи красною шалью

Над лесами Твоими.

Душу пчелою жалит

Твое черноземное имя.

24 года

В черном предсмертном гриме

В дикую власть Тебе отдан

Плакал слезами Твоими.

Пил я с девчонками кофе

В залах большого веселья…

Есть-ли такие Голгофы,

На которых еще не висел я?

Только что, только что завтрак,

И уже моей жизни ужин.

Ни сегодня ни завтра

Я никому не нужен.

Только Восток мой новый

Знает, что в год из года

Мне, Леониду Чернову,

Плакать у черного входа.

Знает мой Друг небесный,

Что скоро народятся люди,

Для которых цветы мои — песни

Огненной Библией будут.

А сейчас мои четкие строфы

Прозвенят меня в муках веселья —

Искать невозможной Голгофы,

На которой еще не висел я.

Май 1923.

Стуки сердца — закоренелые грешники,

Рецидивисты девических мук.

Весною в жизни —

Сплошные подснежники,

А душа —

Ароматный луг.

На ковре веснопраздников — фиалки и лилии,

А садовник — малюсенький грех.

Голубые конвертики —

Ручейки легкокрылые,

Где журча кувыркается смех.

Каждый взгляд — Ниагара, куда как с разбега

Самоцветы улыбок в ресничных лучах

…Мне всю жизнь по прочитанным строчкам бегать,

Электрическим молотом

В юность стучать.

А потом

На эстраду степей—

Лето.

Визгом солнца Любовь —

В комфорта гамак.

И в душе — теплотою грудей согретый

Любовных безумий багровый мак.

И от зноя кусаний, от крика бессилий,

От пламени бедер, от вулканов в крови —

В душе увядают фиалки и лилии

Хрустальных улыбок

Робкой Любви.

А потом — Балериною осени ладан,

В паутину туманов — солнце-буян.

Каждый день тоской о весне залатан,

А на площади сердца —

Сплошной бурьян.

Барабаны души,

Бейте в смерть, барабаньте,

Все-равно мне ковра весны не соткать.

Но смотрите —

В бурьяне лихорадочный бантик

Не хотящего в смерть цветка.

Я помню — весною его потеряла

Гимназисточка с красным ртом.

Я —

Шерлоком по лугу души, а она уверяла,

Что найдем мы его

Потом…

И вот я нашел…

Но косматые ночи

Поседели снегами в алмазной глуши.

А я — как Любовь — запоздалый цветочек

В парники моей души.

И я знаю:

От зноя кричащих бессилий,

И от белых осенних туманов в крови —

В душе отцветают фиалки и лилии

Хрустальных улыбок

И первой Любви…

Сентябрь 1922.

Сплетались и рвались взгляды.

Слова свистели как плети.

Хрустя скрежетали зубы

И грудь обжигала грудь.

А ты балериной черной

В каком-то кошмарном балете

Забилась в подвалы печали

И дико прервала игру.

Тонкой рукой диллетантки

Сердце как скрипку мучить,

Черным огнем твоих взглядов

Красные слезы сушить.

И вдруг, раскаленно крикнув,

Ты разорвала тучи —

Струнные нервы арфы

Нервные струны души.

Ты распахнула сердце

Визгам и лязгам конок,

В пледы тоски завернувшись.

Прыгнула в ночь — не моя.

А в мышеловке улиц

Плакал бездомный ребенок —

И всем, даже мне показалось,

Что это рыдаю я.

И мне уже странно верить,

Что в океанах жизни

В море томленья духа

Есть пароход Любви.

Сердце-маяк застонет,

Треснувший колокол взвизгнет,

И пароход забьется

В красных волнах крови.

Дернутся в небе ракеты —

Молний секундный танец,

В черном экране ночи

Вспышку уронит Борей.

И я начинаю верить,

Что Любовь — «Летучий Голландец»,

Просто — корабль-призрак,

Вечный скиталец морей.

Март 1923.

Отуманенный облачной дымкою,

В иглах страсти, в терновом венце,

Я иду к вам, иду невидимкою,

Чтобы петь последний концерт.

Уже многие нити порваны

На душе у бродяги в Любовь.

Закружились бездомные вороны

У истлевших любовных гробов.

И какие пути мне назначены?

Пить-ли ласки арктических стуж? —

Околеть-ли у дымных прачешных

Человечьих надорванных душ?…

И теперь, отрываясь с кровью

Закружиться в земном колесе —

Выдираю сердце коровье

И швыряю над Миром висеть.

Вихревой каруселью заверчен,

В иглах страсти, в терновом венце —

Я,

Предвидя тайфуны и смерчи,

Об’являю последний концерт.

Апрель 1923.

Все-равно — так или иначе

После каждого шторма страстей

Мой корабль долго-долго чинится

В пристань души Твоей.

И когда от полночных бешенств

Парус в клочья и руль в куски —

Путь мой всегда намечен

В светлую гавань тоски.

Окровавлен Любовью прежней

Пью покой на Твоем плече.

Я всегда сумасшедший грешник

У престола Твоих очей.

Растерзавши меня у колонны

Те уходят, печаль затая.

Только Ты чудотворной иконой

Остаешься во мгле сиять.

И когда мое сердце — кратер,

Моя вера сильна и чиста: —

Ты придешь, Ты придешь, Богоматерь,

Чтобы снять меня с креста.

Апрель 1923.

Небывалый случай!

Спешите! Недорого!

Открываю лавчонку — «Поэтическая Обитель».

Громадный выбор творческих восторгов!

Не теряйте случая!

Купите,

Купите!..

«Воскресшие Радости».

«Искание Счастья».

Спешите, покупайте за пол цены!

Для вас — за безценок.

Валитесь! Налазьте!

За фунтик ржаного —

Бессмертные сны!

Первая Любовь — немного дороже,

Но зато — какая сила,

Какая мощь!

200 кусков — купите! — ложе,

Где провел я с Музою первую ночь.

Я не смеюсь — совершенно серьезно:

Пуд вдохновенья — 300 кусков.

Покупайте! Покупайте, пока не поздно,

Самые свежие нервы и кровь!

Сахарин?

— Не имеется.

Брюки?

— Не держим.

Не хотите-ли лучше мой череп, надкостницу?

Есть самый лучший поэтический стержень.

Продаю вдохновенье —

Оптом и в розницу.