Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Дальше — движется особа
с волчьей славой юдофоба.
Нынче блеет по-овечьи
он о праве человечьем.

А за ним — ариец бывший,
верно Гитлеру служивший;
адвокатом хочет стать —
за бандитов хлопотать.

Чернорыночный торгаш
заявляет: «Лозунг наш —
все полезно, что доходно!
Спекуляции — свобода!»

Вот судья, похож на Линча.
Он «свободно» судит нынче
и смеется: «Захочу —
дам свободу палачу!»

Музыкант, поэт кудрявый
жаждут колбасы и славы.
Вместо лиц у них личины —
мол, безгрешны и невинны.

Вот эсэсовец со стеком,
стал он «честным человеком»
и куртаж имеет от
«демократий» и «свобод».

Лига гитлеровских дев
марширует, юбки вздев.
Загорелыми ногами
клянчат шоколад у «ами» {117} 117 «Ами» — американцы. .

Члены лиги «Сила в благе»,
«Зимней помощи» деляги,
члены ложи «Прусской шпаги»,
слуги вексельной бумаги,

грязь, и кровь, и ложь с подлогом
по немецким шли дорогам,
изрыгая вопли с ходу:
«Демократию! Свободу!»

И к изарским берегам
подошли. Ведь это там
колыбель фашистской власти,
главный город всех несчастий {118} 118 Главный город всех несчастий. — Имеется в виду Мюнхен (расположенный на реке Изар), где зародилась и делала свои первые шаги гитлеровская национал-социалистская партия. .

Там уже об этом знали.
У ворот, среди развалин,
растревоженные люди
ждали с ужасом: что будет?

И когда, воздев скрижали,
в Мюнхене колонны встали —
из Коричневого дома {119} 119 Коричневый дом — резиденция НСДАП в Мюнхене.
вышло шесть особ знакомых.

Шесть особ остановились,
молча сброду поклонились
и, кортеж построив свой,
молча двинулись с толпой.

В экипажи сели, гляньте,
шесть товарищей по банде,
двинулись, взывая к сброду:
«Демократию! Свободу!»

Кнут держа в руке костлявой,
проезжает Гнет кровавый,
и (подарок от господ)
броневик его везет.

В танке, прикрывая язвы,
едет гнусная Проказа;
чтобы скрыть изъяны кожи —
бант коричневый на роже.

Следом Ложь ползет блудливо
с даровым бокалом пива;
хочешь даром пиво пить —
нужно деток совратить.

Вот — проныра из проныр —
Глупость, дряхлая как мир,
едет, держит две вожжи,
не спуская глаз со Лжи.

Свесив с кресла нож кривой,
важно движется Разбой
и поет, смакуя виски,
о свободе — по-английски.

Наконец, пьяным-пьяна,
едет наглая Война.
И фельдмаршальским мундиром
прикрывает глобус Мира.

И шестерка этих сытых,
всякой мерзостью набитых,
едет нагло и орет:
«Демократий и свобод!»

Позади шести особ
двигался в повозке гроб.
Что в гробу — не знал никто
и не спрашивал про то.

Ветер, из обломков дуя,
выл тоскливо отходную
занимавшим в дни былые
эти зданья.
    Крысы злые

выбегали из развалин
и кортеж сопровождали
с писком, там вошедшим в моду:
«Демократию! Свободу!»

Сегодня, в пасхальное воскресенье, утром
Внезапно метель над островом разразилась.
Снег лежал меж кустов зеленевших. Мой маленький сын
Потащил меня к деревцу абрикосовому возле дома —
Прочь от стиха, где на тех я указывал пальцем,
Кто готовил войну, которая весь континент,
Этот остров, народ мой, семью и меня самого
Должна уничтожить. Молча
Укутали мы мешком
Озябшее деревце.

Дождевая туча висит над Зундом, но сад покуда
Золотится еще под солнцем. На грушевых ветках
Листва зеленеет, но нет цветенья, а на вишневых —
Нет еще листьев, но цвет появился. Цвет этот белый
Словно бы на сухих распускается ветках.
По Зунду, по зыбким волнам, проносится быстро
Маленькая, с залатанным парусом, лодка.
Щебет скворцов весенних
Смешался с далеким громом
Учений морского флота
Третьего рейха.

В зарослях ивы у Зунда
Часто кричит сова весеннею ночью.
Согласно крестьянским поверьям,
Людей она ставит тем самым в известность,
Что век их недолог. Меня же,
Знающего о том, что сказал я правду
О владыках мира сего, птица смерти могла бы
О том и не ставить в известность.

Ранним утром, задолго до петухов,
Разбудил меня свист, и я подошел к окошку.
На моей вишне — сад еще тонул в сумерках —
Сидел молодой человек в латаных штанах
И весело рвал мои ягоды. Увидев меня,
Он мне кивнул головой, обеими руками
Срывая вишни с ветвей и набивая ими карманы.
Когда я снова улегся в постель, я еще долго слышал,
Как он насвистывал свою залихватскую песенку.

Весна пришла. Ласковые ветры
Освобождают шхеры от зимнего льда.
Народы севера трепеща ожидают
Военный флот маляра.

Из библиотечных зал
Выходят мясники.
Матери прижимают к себе детей
И растерянно вглядываются в небо —
Нет ли там научных изобретений.

Конструкторы горбятся
Над чертежами:
Одна неверная цифра, и вражеские города
Останутся целыми.

Туман застилает
Дорогу,
Тополя,
Хутора
И артиллерию.

Я нахожусь на островке Лидингё,
Но недавно ночью
У меня был кошмар, и мне приснилось,
Что я попал в какой-то город
И обнаружил, что уличные таблички —
Немецкие. Обливаясь потом,
Я проснулся, и с облегчением
Увидел за окном черную от ночи сосну, и понял:
Я на чужбине.