Бертольд Брехт - Стихотворения. Рассказы. Пьесы

Мурк.За снарядные ящики, ура! Ура, Анна!

Балике.Везде шныряют нищие проходимцы, рыцари удачи. Правительство бессильно в борьбе со стервятниками революции. ( Разворачивает лист газеты.) Разъяренные массы отрицают идеалы. Но самое скверное, скажу вам откровенно, — это фронтовики, одичавшие, обленившиеся, отвыкшие от работы авантюристы, для которых нет больше ничего святого. Воистину тяжелое время; хороший муж, Анна, теперь дороже золота. Держись за него крепче. Не робейте, и вы пойдете вперед, всегда вдвоем, всегда вперед, ура! ( Заводит граммофон.)

Мурк ( вытирает пот со лба). Браво! Настоящий мужчина своего добьется. Надо иметь крепкие локти, надо иметь кованые сапоги и ясную голову на плечах и не смотреть себе под ноги. Так ведь, Анна? Я ведь и сам из народа. Был мальчонкой — рассыльным на механическом заводе. Там щипок, тут подзатыльник схлопочешь, зато везде чему-нибудь да выучишься. Вся наша Германия так выходила в люди! Бог — свидетель, мы не белоручки, а настоящие работяги. Теперь-то я зажил! Твое здоровье, Анна!

Граммофон играет: «Я власть любви боготворю…»

Балике.Браво! Чего ты хандришь, Анна?

Анна ( встала, слегка отвернувшись ). Сама не знаю. Слишком все это быстро. Наверно, это нехорошо, да, мама?

Госпожа Балике.Что ты, дочка! Не будь дурочкой! Радуйся. Что тут может быть нехорошего!

Балике.Сядь! Или хотя бы заведи граммофон, раз уж ты встала с места.

Анна садится. Молчание.

Мурк.Что ж, выпьем! ( Чокается с Анной.) Да что с тобой?

Балике.А наше дело, Фриц, наша фабрика снарядных ящиков, скоро может прогореть. Еще две недельки гражданской войны, если повезет, а потом — каюк! Я считаю, без шуток, лучше всего-детские коляски. Фабрика оборудована во всех отношениях отлично. ( Он берет Мурка за плечо, отводит его в глубину сцены. Отдергивает гардины.) Заложим корпус номер два и номер три. Прочно и современно. Анна, заведи-ка граммофон! Меня это здорово волнует.

Граммофон играет: «Германия, Германия превыше всего…»

Мурк.Послушайте, вон там, во дворе фабрики, кто-то стоит. Кто это?

Анна.Это жутко, Фриц. Мне кажется, он смотрит сюда!

Балике.Наверно, это сторож! Ты что смеешься, Фриц? Смешинка в рот попала? Наши женщины вон как побледнели!

Мурк.Знаешь, мне пришла в голову странная мысль: это «Спартак»…

Балике.Вздор, у нас и в помине нет ничего такого! ( Все же отворачивается, неприятно задетый.) Фабрика, значит, процветает! ( Подходит к окну.)

Анна задергивает гардину.

Война меня, как говорится, озолотила. Деньги валялись на улице, отчего же их не подобрать? Только дурак отказался бы. Не я, так другой. Есть свинка-будет и ветчинка. Если смотреть в корень, война была счастьем для нас. Мы уберегли наше добро, изрядно и приятно его округлили. Мы можем спокойно делать детские коляски. Не спеша! Ты согласен?

Мурк.Вполне, папа! Твое здоровье!

Балике.А вы можете преспокойно делать детей. Хо-хо-хо-хо!

Служанка.Господин Бабуш к господину Балике!

Бабуш ( вваливается в комнату). Дети мои, вы тут недурно укрылись от шабаша красных! «Спартак» объявил мобилизацию. Переговоры прерваны. Через двадцать четыре часа начнется артиллерийский огонь по Берлину.

Балике ( с салфеткой на шее). Что ж, черт возьми, эти ребята недовольны?

Госпожа Балике.Артиллерия? О, бо-о… бо-о… боже мой! Вот так ночка! Вот так ночка! Я залезу в подвал, Балике.

Бабуш.В центре города все еще спокойно. Но прошел слух, что они будут занимать редакции газет.

Балике.Что? Мы празднуем помолвку! И как раз в такой день! Сумасброды!

Мурк.Их всех надо к стенке!

Балике.Кто недоволен — к стенке!

Бабуш.Нынче твоя помолвка, Балике?

Мурк.Моя невеста, Бабуш!

Госпожа Балике.Прямо как снег на голову. Только когда же они начнут стрелять?

Бабуш ( трясет руку Анне и Мурку). «Спартак» припрятал целые склады оружия. Бессовестный сброд! Так-то, Анна! А вы не робейте! Здесь вам ничего не грозит. Здесь тихий очаг. Семейство! Германское семейство!

Госпожа Балике.В такое время! В такое время! И в день твоей помолвки, Анна!

Бабуш.Зато это дьявольски интересно, дети мои!

Балике.Мне — так ничуть! Ни чуточки не интересно! ( Утирает губы салфеткой.)

Мурк.Знаете что! Пойдемте с нами в бар «Пиккадилли»! У нас помолвка!

Бабуш.А как же «Спартак»?

Балике.Обождет, Бабуш! Прострелит брюхо еще кому-нибудь, Бабуш! Пошли с нами в бар «Пиккадилли»! Эй, принарядись, супружница!

Госпожа Балике.В бар «Пиккадилли»? В такую ночь? ( Садится на стул.)

Балике.Бар «Пиккадилли» — это старое название. Теперь называется: кафе «Отечество». Фридрих нас пригласил. И что это за такая особенная ночь? Для чего тогда извозчики? Марш, старуха, принарядись!

Госпожа Балике.Я из моего дома ни ногой. Да что ты, Фрицхен?

Анна.Охота пуще неволи. Так хочет Фридрих.

Все смотрят на Мурка.

Мурк.Не здесь. Только не здесь. Я, знаете ли, желаю музыки и света! Это такой шикарный ресторан! Здесь так темно. Я нарочно оделся поприличнее. Ну, так как же, теща?

Госпожа Балике.Мне этого не понять. ( Уходит.)

Анна.Обожди меня, Фридрих, я мигом соберусь!

Бабуш.Это весьма занятно! Весь оркестрион скоро взлетит на воздух! Младенцы, объединяйтесь! Между прочим, фунт абрикосов, сочных, мясистых, нежных, как масло, стоит десять марок. Бездельники, не поддавайтесь на провокации! Темные личности свистят, засунув два пальца в рот, прямо в залитых светом кафе! Их лозунг — свобода лодырничать! А в ресторанах под музыку танцует чистая публика! Выпьем за свадьбу!

Мурк.Дамам не надо переодеваться. Теперь это ни к чему. Вся эта блестящая мишура только привлекает внимание!

Балике.Вот именно! В такое суровое время. Не надевать же лучшие платья ради этой банды. Собирайся поживее, Анна!

Мурк.Мы идем первыми. Не вздумай переодеваться!

Анна.Ты груб. ( Уходит.)

Балике.Марш!.. Под звуки туша прямо в рай. Мне бы надо переменить рубашку.

Мурк.Ты с матерью нас догонишь. А Бабуша мы возьмем с собой вместо классной дамы, да? ( Поет.) Бабуш, Бабуш, Бабуш, вас ли вижу в зале я?

Бабуш.Почему вам так нравится этот убогий детский стишок, сочиненный юным кретином? ( Уходит под руку с Мурком.)

Мурк ( поет за дверью). Детки, пальцы изо рта, вот будет вакханалия! Анна!