Владимир Лизичев - Первые стихи

Удивляются друзья, бывшие подруги —
Отчего так счастлив я, объясняю други:
«Просто я её нашёл, встретил и не скрою
Нам с любимой хорошо, и теперь нас трое».

Эти волосы огнём, рыжие как лето,
Мне милее с каждым днём, ночью и с рассветом.
Звонкий смех её люблю, добрую улыбку,
Раскрасавицу мою, золотую рыбку.

На дворе зима, мороз, свет луны в окошке,
Спит у печки рыжий пёс и две рыжих кошки.
Тихо в дом прокралась ночь, спят мои подружки
Вся в жену родилась дочь, рыжики веснушки.

Раньше я любви не знал, колесил по свету,
Много раз о ней мечтал, верил встречу эту.
Говори не говори, не сказать словами
Рыжий свет моей любви вечно будет с Вами.

Мне пять, живём на даче, и мы в июльский зной
Идём с отцом рыбачить, сегодня выходной.
Он подготовил снасти, я накопал червей,
И было это счастье, других всего первей.

Светило солнце ярко на голубом холсте,
А мне совсем не жарко, в той летней духоте.
В реке вода журчала, искрилась вся в огне,
Плотвичка для начала, в тот раз попалась мне.

Я счастлив от удачи, глядел на поплавок,
Как много в жизни значит один такой денёк.
Неслись над головою куда-то облака,
И бег их отражала зеркальная река.

Мне усидеть не просто, но есть уже мечта —
Вот скоро стану взрослым и выловлю кита.
Потом с отцом купались, я по-собачьи плыл
И долго обтирались, я помню, не забыл.

Песок в сандаль набился, пока обратно шли,
Из родника напился, ромашки там росли.
Нарвал букет для мамы из полевых цветов
Несу три рыбки малых, нехитрый наш улов.

Готов обед, садимся, я думал что сперва,
Ухой мы насладимся, спросил: «А где плотва»?
Бабуля рассмеялась, сквозь смех произнесла:
«Я давеча копалась, так Мурка унесла»!

Садилось солнце где-то, за горизонт ушло,
В разгаре было лето, и вечером тепло.
Свет выключили вскоре, в углу ночник горит,
Мне снился запах моря и мой огромный кит!

В тумане лет вновь исчезают лица
Любимых, близких и былых друзей,
Прошедших дней стираются границы,
И пробегают мимо вереницей
И память, как расстрелянный трофей.

Дыханье тех, с кем был когда-то вместе,
Стук их сердец давно не слышен мне,
Тех, не забывших верности и чести,
Презревших страх, потоки лжи и лести.
Где вы теперь? И на какой войне.

Нарушен строй, сдано в архивы Знамя.
Мундир пылится в платяном шкафу,
И только память пребывает с нами,
Горит в сердцах, не угасает пламень
И жжёт опять в стихах мою строфу.

Ушедших лет, перебираю лица,
Ищу на фото их в который раз.
Горит свеча, и мне в ночи не спится
И по щеке слезинка вниз катится —
Опять соринка мне попала в глаз.

Сбегал из дома под синь небес.
Хамил прохожим и в драку лез.
Луна глядела в мои зрачки,
Темнели воды Москвы-реки.

С тобою Camel и пуст карман,
Но через пару часов ты пьян.
Вот зажигалка, взял прикурить,
«Потом верну». «Ну, так и быть».

Горели звёзды в тёмной ночи,
Уснули дети и москвичи.
Иду по Горького, где нет машин,
Прямо по центру бреду один.

На Маяковке девчонки визг,
Мы полчаса с ней танцуем твист.
Горячих губ коснусь слегка
«Вот телефон, звони, пока».

Под утро шляться, мне надоест,
А на Добрынку — сто вёрст окрест.
Первый троллейбус меня везёт,
Кондуктор пустит, билет возьмёт.

В китайских кедах, где два мяча
Вернусь в субботу, я день встречать,
Умытых улиц Москвы моей
Из тех далёких, весёлых дней.

Мерцало пламя восковой свечи,
Свет колыхался, отражаясь в стёклах.
А за окном земля давно промокла
Дождь проливной шарахался в ночи.

Уставший день ушёл за горизонт
А новый день лишь только начинался,
Дрожащий свет таинственным казался
И в этом был какой-то свой, резон.

Её рука его руки касалась,
Минуты то бежали, то текли,
И капли били, по стеклу секли,
Дождь нескончаем, или так казалось.
Накрытый стол, теперь почти пустой,
Его стакан с вином стоял, не тронут.
И глаз её блестящих чёрный омут
В огне светился каплей золотой.

Молчали оба, да и что сказать —
Он объяснял сто раз, что он там нужен.
Совсем ребёнок, голос вон простужен,
Наутро сына проводила мать.

Смертельно ранен, он в пыли лежал.
Девчушка санитарка суетилась
И по-мужски нещадно материлась,
А шприц в руках не слушался, дрожал.

Кричал комбат, швыряя гарнитуру,
Связист сто-пятки, медленно осел.
Повсюду дым и гари смрад висел
Там убивали нашу десантуру.

Из черных глаз — от мамы, по наследству,
Жизнь уходила, медленно ползла.
Палило солнце, и колонна шла
на помощь той, горевшей по соседству.

А там, в пыли кровь быстро запеклась,
Его по просьбе к камню прислонили.
Уже вертушки по горам долбили
И вся земля от этого тряслась.

Он всё пытался что-то ей сказать,
Какой-то дождь сквозь шёпот прорывался,
Но бой гремел и, как он не старался
Едва его смогла она понять.

«Скажите маме после, погодя…»
Ему хватило сил договорить
«Я не ушёл, я буду приходить
Стучаться в окна струями дождя».

Мерцает пламя восковой свечи
Седая мать заглядывает в окна
Земля дождями летними намокла
Она всё ждёт, что он придёт в ночи.

А та девчонка у неё была,
Всё рассказала про него подробно.
И много по-мужски потом пила,
А дождь стучал по крыше мелкой дробью.

Синее небо восхода, проблески красной зари.
В белом тумане подвода, пар лошадиной ноздри.
Медленно катится обод, прячась в дорожной грязи,
Чем-то встревоженный овод, кружит и кружит вблизи.

Скрипнет телега на кочке, в яму по ось попадёт.
Капля росы на листочке тонкого стебля замрёт.
В воздухе утреннем нега, запахи трав и цветов,
Солнце, карабкаясь в небо, зайчики шлёт из кустов.
Громко чирикают птицы, тем провожая рассвет,
Скоро туман разрядится, тихо сползая в кювет.
Старой разбитой дорогой лошадь неспешно бредёт
Жость, да репейник убогий вдоль по грунтовке растёт.

Благодарение богу! С горки, что возле села,
В гору, осилив дорогу, шибче лошадка пошла.
Солнце играя, искрится, выше и выше встаёт,
Шмель на былинку садится, дальний свершив перелёт.