Владимир Лизичев - Первые стихи

Поднимается над крышей,
Высоко вознёсся он.
Каждый дом в деревне дышит,
Кто-то варит самогон.

Прогуляться по морозцу
Пока ясно, ветра нет.
Протянуть навстречу солнцу
Из сосулек льда букет.

Побросать снежки в друг друга,
Бабу снежную слепить
И на лыжах дать три круга,
И домой, чайку попить.

Отражаясь в каждой льдинке
Зайчик солнечный горит.
У зимы посерединке,
В январе мороз бодрит.

Здраво будь, гори светило,
Путь твой долог и высок,
За день небо прочертило
И ушло наискосок.

Пью холодный воздух чистый,
Как целительный отвар.
Шибче грей мой друг лучистый,
Грейся старый самовар.

Мёд цветочный жёлтый яркий
И совсем не плох чаёк.
Ну спасибо за подарки,
Славный выдался денёк.

Отворите мне дверь в чудеса,
В незнакомые дали дороги,
Где прекрасных сирен голоса
И душа не болит от тревоги.

Приоткройте совсем на чуть-чуть
Золотые хрустальные двери,
Укажите мне праведный путь
По годам, по ошибкам, по вере.
Отворите мне дверь в чудеса,
Где нет старости, войн и страданий,
Где нетронуты реки, леса
В мир исполненных светлых желаний.

Взвесив всё на волшебных весах,
Оторву от души наносное,
Чтобы птицей парить в небесах,
Позабыв притяжение земное.

Не прошу не дворцов, ни машин,
Ни богатства, высокого звания,
Грежу царством волшебных вершин
Постижением вселенского знания.

Но напрасно кричу в пустоту,
Мне душа, помечтав, отвечает —
«Создавай на земле красоту,
Чудо в каждом из нас пребывает».

Всё, маски сброшены, окончена игра,
Нет смысла притворяться и лукавить.
Теперь всё делится на завтра и вчера,
Фигуры на доске не переставить.

Как эта ночь мучительно длинна,
И я хожу, не находя покоя.
О господи! Да что ж это такое,
И в чём скажи теперь моя вина?
Как трудно пережить, перетерпеть,
И кто сказал, что только время лечит?
Но память вновь играет в чёт и нечет,
Воспоминаний обнажая плеть.

Тот первый шаг, последний этот шаг
Не изменить, ушло всё безвозвратно,
И нам обоим стало вдруг понятно,
Что между нами всё было не так.

Клубится дым дешёвых сигарет,
Десять шагов от стенки до балкона.
Который час горит на кухне свет
И не горит дисплей у телефона.

Опять глаза споткнуться, увидав
На полке фото наше — А4,
И всё опять перевернётся в мире,
И сердце болью щемит как удав.

Так просто всё, часы давно стоят.
В квартире холод, пустота вселилась.
Никто не ждал, но так уж получилось
И за тобой и мной мосты горят.

Мой верный пёс, почуяв здесь беда,
Лежит в углу, и грусть в глазах такая,
И он бежит искать не понимая,
Хозяйки нет и это навсегда.

Уже рассвет вонзил лучи в дома,
Отгородил вчера, и всё понятно
И мне теперь забыть тебя пора,
Но почему так хочется обратно.

Звенела сталь, дамасск ковал кузнец,
Струился пот, в печи огонь метался
И подмастерье в устали шатался,
Узнать, желая тайну, наконец.

На наковальне, в череде ночей
Металл, сжимался, корчился от боли,
Он то — сверкал, как тысяча свечей
То остывал, теряя свет в неволе.

Согнулась сталь десятки сотен раз,
Удары молота, послушно принимая.
Мальцу, казалось, что вот-вот, сейчас
Сверкнёт дамасска лента голубая.

Но суровел и хмурился кузнец,
Брусок металла, к свету поднимая.
Недели шли, три года, наконец,
Прошли с тех пор, и стала сталь другая.

Как будто ветер на клинке застыл,
Узор зимы холодной отразился
И сталь метелью снежною накрыл.
Клинок ожил и на свету искрился.

А тот малец — подрос, окреп в плечах,
Играючи с железом расправлялся,
Уже учился биться на мечах,
Но в чём секрет дамасска не дознался.

Прошли года, он старого спросил:
«Так тайна в чём? Наверное, в металле.
Понять пытался я что было сил,
Но Вы намёка даже мне не дали»!

«Откуда на поверхности клинка,
Что режет солнца луч на половинки?
Застывшие клубятся облака
И серебрятся голубые льдинки»?

Молчал и снова хмурился кузнец
Да разве дело в тайне! Рассерчал,
Надеялся, что сам поймёт юнец
«Пошли работать» — резко отвечал.

А вечером, когда взошла Луна
И жёлтый свет её к Земле струился
Ответил что руда и сталь важна!
Но всех важнее то, что он молился!

Дамасск лишь тем становится послушен —
Сказал кузнец, запоминай сынок,
Кто в каждый слой вложил живую душу
Тогда дамасском станет твой клинок.

Есть порода цветов — пустоцвет,
Однополый и, в общем-то милый.
Кто не видел других, так красивый
Только плохо, что толку в нём нет.

Вот мелькнёт на неделю другую,
Опадёт, не оставив плода
И исчезнет. Увы, навсегда,
Не затронувши душу людскую.

Так и в жизни встречаешь творенья
Тех, кто только от жизни берёт,
Но так мало другим отдаёт,
Что похожи на эти растенья.

Я читаю стихи, и пытаюсь
Уловить хоть какую-то суть,
Но там всё — новомодная муть,
Как понять что-то я не стараюсь.

Слов красивых, заумных набор,
Но к чему, для чего непонятно!
Ну, разок прочитать, да занятно,
Но другой, не хочу перебор.

Наизусть мы читали стихи
И была в них Россия, природа,
Были грусть, ожиданье восхода
Ну а в этих — одни сорняки.

Но растёт пробивной пустоцвет.
Их стихи заучить невозможно,
Как квадраты Малевича ложью
Закрывают и смысл и свет.

Но в ответ я услышу опять,
Пишут, щёки надувши надменно:
«Нас поймут, дескать те, непременно
Кто продвинут, но Вам не понять».

Может так, я не понял поэта,
Но, по-моему, это всё ложь!
Ты читатель все сразу поймёшь
Повстречавши в сети пустоцвета!

Я любви не растерял, пока шёл по свету,
Женщин многих я встречал, а люблю лишь эту!
Нет, светлей её души, и лица прекрасней,
И я к ней одной спешил, зорьке моей ясной.

От её волшебных глаз, ярче всех алмазов
Я с ума сходил не раз, полюбил их сразу.
И с тех пор других красот я не замечаю,
Но в голубушке моей я души не чаю.