Лариса Миллер - Средь бела дня

Специалист я очень узкий —
Преподаю язык нерусский.
Английский я преподаю,
Причём в своём родном краю.
А с русским я так дивно спелась,
Что, коль поплакать захотелось
Иль захотелось полетать,
Иль рано начало светать,
Иль в небе проплыла овечка,
Пишу я русское словечко
И русским языком прошу
Мне не мешать, когда пишу.

Не скажешь, руку протянув: стена,
А скажешь: «Боже, изгородь живая,
Текучая завеса дождевая,
Рассветного тумана пелена,
И, Боже мой, жасмин живой стеной
Расцветки небывалой, неземной».

А вот бы наша жизнь была
Сплошным концертом по заявкам —
Гуляли б мы по нежной травке,
И день бы не сгорал до тла,
Любовь царили б да совет,
Мираж бы с трезвой явью спелся,
И сроду б никуда не делся
Тот, кто пришёл на белый свет.

Не надо в прошлом увязать,
А надо взять его с собою
И небо ярко-голубое ему сегодня показать;
И надо взять с собой снежок,
Тот, устаревший, прошлогодний,
Чтоб сделать вместе с ним сегодня
По снегу свежему шажок;
И взять с собою страсти те,
Что перестали быть страстями.
Пускай побудут здесь гостями
И повздыхают о тщете.

А жизнь — она и «да» и «нет»,
И день и ночь, и тьма, и свет,
Она и радость излучает,
Она и смерть в себя включает.

О Боже, сколько вариантов!
Да их не меньше, чем брильянтов
На чистых звёздных небесах.
Сей мир всегда стоит в лесах,
Являясь раем для талантов,
Для жаждущих творить его,
Для ищущих невесть чего,
Для беспокойных и пытливых,
То бишь, для истинно счастливых,
Хмельных от счастья своего.

Послушай моего совета —
Дождись, пожалуйста, рассвета,
Дождись, пожалуйста, зари,
А уж потом и говори,
Что всё бессмысленно и пусто.
А вдруг, когда на небо густо
Сплошная ляжет синева,
Тебе на ум придут слова
Совсем не эти, а иные —
Слова про краски неземные.

О как я радуюсь рассвету,
Которому и дела нету,
И дела нету до того,
Как сильно я люблю его.
И птице, что вблизи летела,
Ей тоже никакого дела,
Нет никакого дела ей
До бурной радости моей.
Пространству, времени — им тоже
Нет дела до меня, похоже.
А коли так, то, может быть,
О сроках можно позабыть
И жить, не ведая предела,
И вечно делать, что хотела —
Писать стихи о красках дня,
Которому не до меня.

Хоть спешить не хочу, но люблю, забегая вперёд,
Неизвестно куда и зачем совершить перелёт.
Череду всех событий намеченных опередив,
Очутиться в краю столь влекущих меня перспектив.
Даже странно, что в край, где туман и клубящийся дым,
Поспешаю я так, будто знаю — он станет моим
Откровением, чудом, и там я на то набреду,
Что написано кем-то восторженным мне на роду.

Вы идите, идите, не ждите меня.
Я хочу рассмотреть краски этого дня.
Я потрогать хочу эти снежные нити.
Вы не ждите меня, вы идите, идите.
Этот день — посмотрите, как рад он тому,
Что внимание я уделяю ему,
Что ценю голубую его оторочку.
Он ведь скоро уйдёт умирать в одиночку.

Лафа нам дочкам и сыночкам:
У нас и шкафчик был с грибочком,
Была и бабочка в сачке,
И липкий пряник в кулачке,
И звонкий летний рукомойник,
И сказка, где точил разбойник
Свой необъятный страшный нож…
Ты нас, пожалуйста, не трожь,
Не трожь ты нас, судьба-злодейка,
Веди себя, как чародейка,
Как ты вела себя тогда,
В мои невзрослые года,
Вернее, в год послевоенный,
Когда был двор с сиренью пенной,
Когда лет семьдесят назад
Был подмосковный детский сад,
Где был с грибом весёлый шкафчик,
Где был фонариком рукавчик
У платья, что давали нам,
Когда мы ждали наших мам;
Где в день родительский особый
Хлеб заменяли сладкой сдобой,
Давали два крутых яйца,
И счастью не было конца.

Ах, дожить бы до дней акварельно лазурных
И до птичьих неистовых песен амурных,
До рассеянных лёгких ажурных теней.
Коль удастся дожить до означенных дней,
То тогда… Что тогда — мне самой непонятно.
Что-то жизнь подсказала, но как-то невнятно.
Что-то муза пытается мне подсказать,
Но она и двух слов не способна связать.

Как это маленькое «я» меня достало!
Оно, как к попе банный лист, ко мне пристало
И теребит меня и в ухо мне гундосит,
Вниманья требует к себе и не выносит,
Когда о нём хоть на секунду забываю,
Когда свободной от проблем его бываю
И, коль на жалобу его не дам ответа,
Оно шипит: «Да я сживу тебя со света».

Всё, как всегда, не навсегда.
Не навсегда и то, и это,
Не навсегда зима и лето,
Любовь и счастье, и беда.

Всё, как всегда, не навсегда.
Лишь навсегда, навек, навеки
Во тьму уходят человеки
И пропадают без следа.

От неуюта так знобит…
А жизнь — она дробит, дробит
На дни и миги бесконечность,
При этом что-то там про вечность
Нам смертным, маленьким долбит.
А где-то на границе сна
И яви дерзкая весна
Пришла, прорвав кусочек шёлка
Небесного, сверкнула щёлка,
И жизнь уж больше не тесна.

Всё пялюсь, всё ищу лазейку.
Прости, о Боже, ротозейку,
Прости, что тайный лаз ищу
Из мира, где давно гощу,
В края, где прежде не бывала.
Надеюсь, я не прозевала,
Не проскочила тот просвет,
Тот лаз в цепочке дней и лет,
Который в край уводит некий,
Где вековечны человеки,
И где навеки им дано
Блаженство райское одно.

О сколько всякой нежной чепухи!
О сколько упоительного вздора!
И это лишь начало разговора —
Не музыка ещё и не стихи,
А лишь начало утренних речей
И ритуальных предрассветных танцев
В волшебном исполнении посланцев —
Посланцев неба: крылышек, лучей.

Ну куда же ты, радость моя?
Ты с чего это вдруг заспешила?
Неужели покинуть решила
Ты меня, чтоб другие края
И другие дома навестить,
И другие обрадовать души?
Не спеши, моя радость, послушай,
Оставайся ещё погостить.
И, пожалуйста, мне объясни,
Чем же я тебе не угодила?
Может, медленно слишком ходила?
Может, видела грустные сны?
Или ты за другие грехи
Покидаешь меня? Или, может, —
Правда, тут уж никто не поможет —
Ты мои разлюбила стихи?