Лариса Миллер - Средь бела дня

А небеса меня едят,
Они едят меня глазами
И, видимо, не знают сами,
Зачем они за мной следят.
А всё, наверно, потому,
Что не даю я им проходу:
То про звезду слагаю оду,
То про небесную кайму.

И снова лёгкие, узорные
Кочуют тени беспризорные,
Ничейные, под птичий гам,
Кочуют тени тут и там.
Гляжу на них не то с обидою,
Не то с восторгом и завидую
Тому, что ранить их нельзя,
Тому, что можно жить, скользя,
Легко меняя окружение
И вид, и местоположение.

Вот разгалделось вороньё,
Во мгле ширяя предрассветной.
О чём галдёж их несусветный?
Неужто тоже про неё —
Про жизнь? Но только не общо,
Как у меня, а про детали:
Мол, им чего-то недодали,
Чего-то хочется ещё.
А, впрочем, ведь и я о том
Пою, хватая воздух ртом.

Когда листа пером касаюсь,
Я не стихи пишу — спасаюсь
От всех затрещин и тычков,
И страшноватых сквознячков,
И тупиков, и бездорожья,
И мир опять Творенье Божье,
С которым в счастье и в ладу
Живу у неба на виду.

И снова ангел мой на дудочке
Сыграл и подал мне на блюдечке,
На блюдце с голубой каёмочкой
Мой новый день с небесной кромочкой:
Мол, положи в него, что нравится.
А я стою, боюсь не справиться,
Гляжу на блюдечко растерянно.
Желаний вроде бы немеряно.
Но день с вкраплением небесного
Чего-то требует чудесного —
Узора, кружева ль с мережкою…
Стою в лучах его и мешкаю.

Как входит новый день во власть?
Сперва торжественная часть:
Небес рассветных полыханье
И ветра свежее дыханье.
Потом концерт. Концерт такой:
Течёт мелодия рекой —
Скворец начнёт, щегол подхватит,
И музыки до ночи хватит.

Хотя я потихоньку таю,
Но всё равно во сне летаю,
Во сне летаю всё равно,
Хоть не младенец я давно.
Хоть тают все мои заначки,
Всё ж эти строки — не заплачки.
Я время таянья люблю
И, если в чём тоску топлю,
То в ручейках и водах талых.
Я не из племени усталых,
На мир обиженных вконец.
Со мной рифмуются юнец,
Малец, птенец, скворец, чьи трели
Так оглушительны в апреле.

Я за слова не отвечаю,
Я просто в них души не чаю.
Они настолько хороши,
Что я не чаю в них души.
И как они ко мне попали?
Наверное, с небес упали:
Господь молчание хранил
И вдруг словечко обронил.
А я как раз под ним бродила,
Оно ко мне и угодило,
Легко в стихи мои легло,
И вмиг от сердца отлегло.

Нет, эта жизнь — не для меня.
И если что-то получилось,
То потому, что я училась
Наукам всем у бела дня:
У птиц его училась петь,
А у небес его — лучиться,
Хоть было нелегко учиться,
Ведь может даже день темнеть,
Совсем, как ночь, темнеть лицом,
Грозя несчастьем и концом.

А я, начав за упокой,
Опять за здравие кончаю,
Поскольку я души не чаю
В лазури, что течёт рекой.
И свой про бренность разговор
Бросаю вновь на полуслове,
Держа две строчки наготове
Про вешний свет и птичий хор.

Коль небо твоё всё ещё не с овчинку,
То день начинай, ожидая начинку
Такую, которая тает во рту,
Тем паче, что скоро всё будет в цвету,
И сад будет розовый, белый, зелёный.
Начни новый день, точно тортик слоёный,
Не ешь его жадно, а лишь поднеси
К губам осторожно, потом надкуси.

А я проснулась и лежу,
В окошко светлое гляжу.
Гляжу — а там летает снова
Меня заждавшееся слово.
О чём оно? Бог весть, бог весть.
На светлом фоне не прочесть,
Поскольку и оно из света,
Как утро сказочное это.

Да ты преступник, ты преступник,
Рецидивист, вероотступник.
Тебе весенний дарят сад,
А ты проснулся и не рад,
Тебе вручают город целый
И день нетронутый и белый,
И луч сияющий, а ты,
Найдя кусочек темноты
В своей душе, в неё зарылся.
Луч постоял в окне и скрылся,
И сквознячок, что так хотел
Тебя поздравить, улетел.

Мне воробей дорожку перешёл,
А после дрозд перелетел дорожку,
А после грач склевал сухую крошку,
Которую у ног моих нашёл.
Как хорошо среди друзей бродить,
Среди друзей крылатых и пернатых,
Беззлобных и ни в чём не виноватых,
Готовых звонких птенчиков плодить.

Только этого мне не хватало —
Чтобы стало тепло и летало
Всё, чему в холода не с руки
Это делать: стрекозы, жуки,
Чудо-бабочки, птицы, стрекозы —
Все, кому не по нраву морозы,
Все, кому, как и мне, как и мне,
Рая хочется здесь, на земле,
В сих окрестностях, нынешним летом
И на свете, на этом, на этом.

Нас опять соловьи освистали,
Потому что мы краше не стали
И мудрее не стали, увы,
И заботы у нас не новы.
Хоть они на нас взгляд не изменят,
Но они нас, как публику, ценят.
Ведь мы так им умеем внимать,
Так восторженно их принимать!

Влетев в окно, сквозняк сказал,
Что вновь открыт концертный зал
И что туда весной и летом
Свободный вход. Не по билетам.
И поспешила я туда.
А там весенняя вода
В шальных лучах играет сольный
Концерт в тональности бемольной.
А там весёлый птичий хор,
Предпочитающий мажор,
В мелодию вступает бойко.
И только сойка, только сойка,
Что певчих данных лишена, —
Хотя в душе поёт она, —
Курлычет хрипло, бестолково.
Не дай мне, Господи, такого.

Но если жизнь не навсегда,
То, может быть, и смерть на время,
И мир покинувшее племя
Опять воротится сюда.
Ведь если долго крест нести,
То появляется одышка,
И смерть нужна, как передышка,
Чтоб как-то дух перевести.