Лариса Миллер - Средь бела дня

Сегодня от сердечной полноты
Я с целым мирозданием на «ты».
Ну пусть не с ним, а лишь с его частичкой,
Помеченной заливистою птичкой.
Ну пусть всего лишь с областью одной,
Что стала мне за тыщу лет родной.
Ну пусть всего лишь с поредевшим садом,
С которым столько лет живу я рядом.
И, если даже с деревцем одним,
То небеса вселенские над ним.

Трава сквозь грунт с трудом пробилась.
Ну и чего она добилась?
Ну пожила она в саду,
Ну поторчала на виду,
Решив, что пребывает в силе.
А тут её как раз скосили.

Мир необъятный не объять,
Но хочется на память взять
Один мотив иль пару строчек,
Иль неба отщипнуть кусочек,
Чтоб в сердце, в памяти, в горсти
Хоть что-нибудь да унести
В день новый, что вовсю пылает
И знать о старом не желает.

Давай не будем убиваться,
Что не умеем пробиваться,
Что не пробились никуда.
Ну разве что через года,
Чтоб нынче небом упиваться.
Зато пробились не одни,
А с теми, чем богаты дни
Июньские: с густой сиренью,
Дождём обрызганной, и с тенью,
Что свету зыбкому сродни.

Опять здесь что-то попирают,
Опять надежды умирают,
Опять спешат здесь наказать
Того, кто тщится доказать,
Что, как во всем подлунном мире,
Здесь тоже дважды два — четыре.
«Нет пять, — орут, — нет пять, нет пять,
Он враг, пора его унять.
Он оскорбляет наши чувства.
У нас свой счёт, своё искусство,
Своя морковка, свой укроп.
Прочь, ненавистный русофоб».

Человек, в основном, состоит из воды,
А ещё из тревоги, заботы, беды,
Из беды и тревоги. И только отчасти
Состоит человек из веселья и счастья.
Потому-то бедняга с рожденья влеком
В те края, где дано состоять целиком
Из любви и веселья, и счастья, и света,
Из которых Создателем соткано лето.

А лучшие из лучших полегли.
Причём не сами. Им здесь помогли.
Им в сих краях охотно помогают.
Здесь лучших ни за что не проморгают.
На лучших у России острый нюх,
Не переносит Родина на дух
Особо одарённых, окрылённых,
Неведомо за что в неё влюблённых,
И, не желая с ними вместе жить,
Торопится на месте уложить.

Коль Бог и есть, то Он не в Храме.
Он нынче в белоснежной раме
Глядящего на мир окна.
Я нынче с Ним, а не одна
Гляжу в окно на май цветущий,
На небосвод, весне присущий,
И вижу, как Господь пленён
Тем днём, что Им же удлинён.

Я говорила, говорила,
А тишина всё нарастала.
Тропу торила и торила —
Она всё гуще зарастала.
Дарило лето море шёлка —
Я от восторга обмирала,
И шёлк в дырявую кошёлку,
Как оказалось, убирала.
Ну что ты скажешь мне на это,
Мой собеседник безымянный?
Летает пух, и снова лето
Своей одаривает манной.

Мне только надо знать, что всё не зря,
Что всё не зря, не тщетно, не напрасно.
Не зря вот эта новая заря,
Вот этот луч, который светит ясно,
Не зря я родилась на белый свет,
Ну а конкретней, что не зря проснулась,
Не зря, на тропах оставляя след,
Прошла сквозь день и в вечность окунулась.

Спроси, зачем мне столько книг,
Зачем мне множество тетрадок,
Скажу — затем, что тьму загадок
Мне задают здесь каждый миг.
А, впрочем, миг и сам хорош:
То он как свет небесный льётся,
То он кусается, дерётся
И ранит, повергая в дрожь.
А тупики? А тупики?
Откуда тупики на свете,
Когда шальной и свежий ветер
То с поля дует, то с реки?

О Господи, зачем ты нас завёл?
Ну для какой такой высокой цели?
Ты видишь, сколько с нами канители?
Твой мир без нас куда бы краше цвёл.
Ну кто ещё Тебя так «достаёт»,
И теребит Тебя и окликает?
Кошачье племя, знай себе, лакает,
А птичье племя, знай себе, клюёт,
А тучи в небе, знай себе, плывут,
А дождик летний, знай себе, лепечет.
А люди мир Твой, знай себе, калечат,
Потом Тебя спасать его зовут.

Жизнь подчеркну одной чертой,
Глагол «течёт» двумя чертами,
Ну а потом займусь летами
И отделю их запятой.
А выйдя утречком во двор,
Увидя снег, словцо «пушистый»
Я подчеркну чертой волнистой,
Простейший совершив разбор
Диктанта, текста, бытия,
В котором всё непостижимо,
Где тщусь легко и без нажима
Свои пометки сделать я.

А я люблю одну планету,
Которой и на карте нету.
Её зовут «родная речь».
Где, если что и может течь,
То шесть проточных чистых гласных,
Счастливых и на всё согласных.

Не надо ставить под сомненье,
Что нам даровано мгновенье
И не одно, а тьма и тьма,
Что будут лето и зима
Чередоваться, повторяться,
И будет утром озаряться
Земля и улица, и дом,
И я в том свете золотом,
В лучах, что утром с неба льются,
Поставлю чашечку на блюдце,
Чтоб по утру свой кофе пить
И дальше эту жизнь любить.

И для чего спешить вперёд,
Коль время нас и так берёт
С собой и, сунув нас подмышку,
Как свёрток, зонтик или книжку,
Летит вперёд, хоть мы назад
Хотим, где мстился райский сад,
Или хотим шагать на месте,
Или хотим с землёю вместе
Ходить кругами. Иль хотим…
Да что там… Мы вперёд летим,
Летим вперёд, назад ни шагу.
И, если даже я прилягу,
Подставив личико лучу,
Я всё равно вперёд лечу,
И, если целый день не встану,
Лететь вперёд не перестану.

А ночь для меня есть предчувствие света,
Зима для меня есть предчувствие лета,
Предчувствие музыки есть в тишине,
А блики, что утром ползут по стене,
Есть лишь доказательство и подтвержденье,
Что в каждом конце есть любви зарожденье.