Яна Солякова - Чувство летучести

Сбудется круговорот огненных лепестков!
Нужно уметь ждать, не убегать, скуля.
Бутон раскрывается сам — ярко, прозрачно, легко.
И с ним расцветает вся доступная взору земля.

Если свеча горит в темноте, ну а рядом нет
Никого, кто смог бы увидеть её сияющий свет,
Если рядом дыра, отсутствие, пустота,
И нет ни пылинки, ни вздоха, ни высохшего листа —
То свет не способен будет пространство вокруг зажечь,
И не услышанной в бездну провалится яркая речь,
И будет рядом такой же мрак, какой вдалеке,
И свет исчезнет со скоростью света, водой в песке
Будет просачиваться, искать видящие миры…
Но некому видеть — и он невидимый до поры.
Нужно, чтоб кто-то рядом подставил свою ладонь,
Чтоб свет в неё носом уткнулся, как огненный конь.
А рядом с огнём ты сам становишься освящён,
Во что-то прекрасное ясным огнём посвящён.
Теплом оттолкнувшись от глаз твоих и от рук,
Свет создаёт легко освещенный и видимый круг…
Старое кресло и плед, и кофейник, и дремлющий кот —
Тоже включаются в огненный круговорот.

Ну а если свеча одна, то она и за сотню лет
Не увидит ответ на её покидающий свет…

Всё черней деревья, яснее даль,
Всё прозрачней воздух, темней земля,
Всё невыносимей звенит печаль,
Ветви тянут струнами тополя.

Лес давно очистился от листвы.
Ожиданье света сведёт с ума.
Семена упали. Поля пусты.
И звенит натянутая струна.

Но звездою первой на чёрный лес
Упадёт прохладная тишина.
Полетит, опустится свет с небес,
Станет боль невидима, неслышна.

Облака опустятся, облака,
Засияет белым пушистый день,
И, как свет, летящий издалека,
Лёгкий снег утешит земную тень…

Облака опустятся на леса,
На поля опустятся, на дома,
Завершится чёрная полоса,
В воскресенье утром придёт зима.

Снег так летел, что тишина,
Ошеломлённая паденьем,
Оглядывалась с изумленьем
На лес, машины и дома.
Снег так летел, что целый Мир,
Укрытый мягким, тихим, белым,
Замедлился, умолк несмело,
Оторванный от шумных игр.
А снег всё падал, оглушал
Деревья, тротуары, крыши…
И становилось тише, тише,
И каждый тишиной дышал.
И голоса людей, машин
В пространстве белом умолкали,
Терялись лишние детали,
Ненужные в такой глуши.

Мы живём в середине зимы.
Там у нас и дела, и дома.
Остальное — всего лишь — сны.
Скоро будет опять зима.
Скоро, скоро приедем домой
И заварим покрепче чай…
Мы обычно живём — зимой.
Просто вышли мы невзначай.
Ненароком открыли дверь —
Полыхнуло зелёной листвой…
И обратно вернулись теперь
С непокрытою головой…
Погуляли — и хватит. Дожди
Пролились по зонтам и по нам
Впереди снега, позади…
Возвращаемся к светлым тонам…
Чёрт с ней, с этою суетой…
Заметёт все дороги снег.
Успокоится воздух пустой,
Остановится нервный бег.

Сыплет! Сыплет! Белым! Белым!
Белым вихрем снег летает!
Что темнело и чернело —
Заметает! Заметает!

Воздух кружится, танцует,
Снег — на ветках, на травинках,
Пёс бежит — следы рисует
На расстеленной тропинке.

А следы — пропали снова!
Снова — белая дорога!
Снова — белая основа!
Для следов — простора много!

Укрывает снежной стаей
Каждый след и каждый камень!
Даже если снег растает —
Мир танцует вместе с нами.

Мы с собакой, со следами,
С воробьями и дорожкой
Кружим в утреннем буране,
Ошалевшие немножко.

Дует ветер безжалостный северный,
Ветви в небе чернильном качаются.
Продувается куртка серая,
Шапка тонкая продувается.

По спине — леденящая изморозь,
А по снегу — позёмка наждачная.
Ветер, словно фанатик неистовый,
На охоту несётся удачную.

Он стереть меня хочет, вытравить.
Рвёт тепло, отнимает уверенно.
Ветер — северный! Мне не выстоять!
Для него — даже время — не меряно.

Для него — и законы не писаны!
Захотел — и летит себе, бесится.
Не нужны ни дома и ни пристани —
Он там с крыльями не поместится.

И — с размаху — о двери железные —
Только гул пойдёт — он ударится.
Добралась, наконец, до подъезда я,
Увернулась от бешеной палицы.

Лифт спасает меня окончательно,
Дом раскроет объятия тёплые…
Как на кухне у нас замечательно!
Как ужасно за чёрными стёклами!

Дует ветер с безжалостной силою,
Ветви в небе чернильном качаются…
«Беззащитное дерево милое!» —
Вдруг душа моя опечалится…

В темноте промерзающей — дерево…
Леденеет до сердца продрогшего.
Его гложет, как кость, ветер с севера…
Не уйти ему, что же хорошего?!

Не укрыться в тепло и в ласковость,
Кружку чая не взять горячего…
Ветер может ломать его, властвовать,
А оно не сбежит и не спрячется!

Мне не видно несчастного дерева —
Окна смотрят на южную сторону.
Сильный ветер дорос до стерео,
Бьётся, кружится чёрным вороном.

Чай вскипел. Борщ готов обжигающий…
Где там книга про странствия дальние?..
Про какой-то мороз ужасающий,
Про какие-то судьбы печальные…

Облака над двором — абажуром.
Свет от ламп, фонарей, от машин
Укрывает, как рыжая шкура
Двор ночной. А кругом — ни души.

Все по кухням, за чаем, в постелях,
Исчезают, торопятся спать.
Я — в оранжевой таю метели,
«Как светло!» — удивляюсь опять.

Рыжий снег в фонарях не иссякнет,
Льёт и льёт, как из душа вода.
Двор от снега утихнет, обмякнет…
И любая снежинка — звезда!

Звёзд нападали целые горы.
Всё безумней прогулка моя.
Угловатый расплавился город
В снежном танце ночного огня.

Где вы, чёрные, синие тени?
Воздух кружится, словно шальной.
Полон двор незнакомых растений,
Двор — не мой. Двор вообще не земной.

Я, наверное, тоже другая…
Может быть, не совсем человек…
Я ладонь поднимаю… Я знаю,
Что пойдёт из неё рыжий снег.

Тропинки заледенели.
Тропинки в лесу — грохочут.
А тихие тёмные ели
Неслышно готовятся к ночи.
Бегут по тропинкам дети,
Шуршат их комбинезоны,
И низкое солнце светит
Последним лучом сквозь кроны.
Восторженно лает собака,
И гулкое яркое эхо
Ныряет меж сосен без страха,
За взрывами детского смеха.
День тает, уходит по кромке…
Проносятся лыжники лихо,
Так весело, быстро и громко…
А в кронах заснеженных — тихо.
И тихие-тихие звёзды
На землю летят осторожно.
Недвижим темнеющий воздух,
И холод стоит невозможный.
И звуки совсем не мешают
Бесшумности старого парка…
Собаки бегут с малышами —
Им жарко.