Яна Солякова - Чувство летучести

Пусть все хоть толпами перед глазами
Ходят, ругают, ступают на лапы…
Что за беда у людей с голосами?..
И захотела б понять — не смогла бы…

Кто я?.. И что за ответ я забыла?
Кто я, когда мне октябрь — собеседник?
Осень слова и дороги размыла,
И беспорядок в квартире осенний.

Но телефон возвращает мгновенно
Смысл и тепло разбежавшимся звукам.
«Здравствуй!» — «Привет!» — и жемчужный оттенок
Дождь обретает. И радость без стука

В сердце заходит, и жёлтые листья
Светятся в окна и дождь безнадёжный
Правда светлеет, и в пасмурной выси
Свет увеличивается осторожно.

Гром прокатился над лесом, над лугом,
Катится грохот над мокрыми крышами,
Словно Дракон что-то шепчет подруге.
Птицы умолкли, исчезли неслышимы.

Гром через стены, до самого сердца,
Гром до костей добирается вкрадчиво.
Небо пылает и некуда деться,
И безопасность под крышей обманчива.

Взмахи огромных, с прожилками, крыльев,
Грохот. Деревьев качаются кроны.
Громче, неистовей в огненной пыли
Переговариваются Драконы.

И в позвоночнике, древних рептилий
Память проснётся, и разум мятущийся
Сам не поверит, что мы говорили
На языке естества и могущества.

Плечи откликнутся памятью крыльев,
Дрожь отзовётся гулом огромным,
Стану Драконом, как пращуры были,
Стану Драконом — и выйду из дома!

Вдох мой наполнится гулом и ветром,
Свет полоснёт от избыточной силы.
Стены? Дороги? Не знаю об этом.
Лишь бы пространства для крыльев хватило…

Драконы вечны, как вечны звёзды,
Как вечны небо, земля и воздух,
Как вечно солнце над краем крыши,
И как под полом бессмертны мыши.

Они реальны — восторг и ужас,
Как будто пламя, горящее в окнах
И призрачны, как отражения в лужах,
Как тени птиц на дорогах мокрых.

Никто не верит, пока дыханье
Души ожогами не коснётся,
Пока и сам ты не выдохнешь пламя,
И превращение не начнётся.

Я купила серебряного, в пятнах света, коня.
И копыта, как раковины… Перестук, перезвон…
Он косился испуганно, сторонился меня,
Я боялась — исчезнет он, словно утренний сон…

Ни седла, ни попоны нет… Недоуздок из трав…
Взгляд его фиолетовый отражает звезду…
Я шагаю испуганно, словно что-то украв,
Как цыганка, Серебряного веду в поводу…

Имя мягко придумалось, прямо к шкуре легло!
Ну конечно — Серебряный! Он ушами прядёт…
И ещё он, наверное, не ходил под седлом —
И ни с кем не делил ещё свой свободный полёт.

Он идти соглашается по асфальту со мной…
И по льду, и по крошеву прошлогодних снегов,
Светлой гривы касаюсь я… Воздух пахнет весной,
Воздух пахнет надеждами и струится легко.

Вдоль дорог, вдоль оставленных у обочин машин,
Сквозь поток нескончаемый беспокойных людей,
Мы идём, не торопимся. Мы совсем не спешим,
Осторожно обходим их, словно взрослый — детей.

Вот дойдём мы до облака, что за краем домов,
Вот тогда и попробуем: каково это — вскачь!
Конь уже доверяет мне, и, как в лучшем из снов,
В ухо мордой мне тычется… Щит от всех неудач.

Отвага во взоре и меч наготове,
И конь белогривый под Рыцарем смелым…
А Дева… Затмила б Луну наготою,
Когда обнажиться бы вдруг захотела.

Прекрасная Дева, как водится, — в башне.
Грустит у окна, вышивает узоры.
А Рыцарь достойный — герой бесшабашный,
От скуки, уж точно, спасёт её скоро.

И гордая надпись «Свободу Принцессам!»
Эфес и забрало его украшает…
А Дева следит из окна с интересом,
Процессу Принцесса отнюдь не мешает…

И, в облаке пыли, пропахшие потом,
Скакун норовистый и всадник бесстрашный
Мечом и копытом по крепким воротам
Ударили так, что подпрыгнула башня.

Убрались с кудахтаньем глупые куры,
Описались белые овцы от страха,
И пёс в конуре приберёг свою шкуру,
Решил под копыта не лезть и не гавкать.

И скуки, конечно же, как ни бывало!
Глаза загорелись у Девы Печальной:
— Ах, Доблестный Рыцарь, — Принцесса сказала, —
Не соблаговолите ль на чашечку чая?

Их взоры скрестились, как острые шпаги,
Как меч с наковальней, как молот с подковой,
И Рыцарь лишился двух третей отваги,
В подпруге запутался вдруг бестолково.

А дева ещё посильней улыбнулась,
И Рыцарь обмякнул, навеки повержен,
В руке его ручка дверная согнулась,
И он покраснел и неловок, и нежен…

И был он отправлен в хрустальные ванны,
Отчищен, отмыт и обрызган духами…
В костюме, отглаженный, как деревянный,
Поднялся он в башню с вином и стихами.

А Дева прекрасная чай разливала,
Служанки безе подносили и фрукты…
— Корицы достаточно? Чаю не мало?
А Рыцарь не знал, куда деть ему руки.

«Ну что ж за болван… — заскучала Принцесса, —
Краснеет и мямлит, и вазы роняет…
А где же весёлый брутальный повеса,
Что огненным взором и смехом пленяет?..»

Ах, влюбится Дева в того, кто при встрече
Красив, остроумен и недосягаем…
Кто не замечает — тот будет замечен,
И кто равнодушен к ней — тот почитаем…

Она покосилась в окно ненароком,
Зевнула, изящно ладошкой прикрывшись…
Но — нет: не пылит, опустела дорога,
И Рыцарей больше не шлёт ей Всевышний…

И в чайной посуде — печальный осадок.
И — вежливо — Он и Она попрощались…
Наверное, чай был избыточно сладок…
Ах… если бы Рыцари меньше смущались!

Ах, если бы Девы прощали влюблённым
Невнятную речь и нелепые жесты —
Значительно чаще бы, определённо,
Принцессы бы мерили платье невесты…

За лесом, где сосен качаются кроны,
Принцессы живут, колдуны и драконы,
Сверкают на солнце высокие башни,
Пегас у ворот отдыхает домашний,
Ведут к облакам голубые дороги
И прячутся в зарослях единороги.

Тропинка туда может только присниться,
Но знают дорогу волшебные птицы.
Просторные взмахи сиреневых крыльев
Зовут из квартиры, где тесно и пыльно.

Смотрю я с балкона на птиц и драконов,
На мир колдовства, где другие законы…
И думаю: «Что же возьму я в дорогу?..
Наверное, хлеба для единорога,
Возьму с собой спальник, консервы и спички,
И фляжку хлорированной водички,
«Прикамский бальзам» для дракона в подарок,
Фонарик, топорик и свечки огарок…