Сергей Виноградов - Город, которого нет

Была у меня уже во взрослой жизни ещё одна неудачная попытка наконец-то завести собаку. Но прожил щенок в нашей квартире всего пару дней. Однажды, вернувшись с работы, все мы увидели вместо недавно сделанного ремонта ободранные обои, растерзанные в клочья тетрадки, погрызанную обувь. В общем, вопрос был поставлен прямо: никакой собаки! Так что, дружок, прежде чем, что-то сделать, надо хорошенько подумать. Особенно, если от твоего решения зависит судьба любого живого существа.

Последние обитатели деревни Пещёрка. Та, что справа очень похожа на нашу Василису

И ещё одна короткая история. Почти взрослая. И не собачья, а кошачья. Но какая разница — живая душа. Дело было лет 40 назад. Возвращался я как-то с работы — из редакции, которая находилась на площади Свободы, аккурат напротив автобусной остановки. А там целая гурьба мальчишек один одного меньше — на хлеб попрошайничают. Чувствую моим недавним милицейским чутьём — что-то здесь не так. Денег, конечно, не дал, но спросил: есть хочете? В ответ тишина. Только самый младший, показывая мне такого же маленького котёнка, говорит: мамка пьяная спит и даже Ваську нашего совсем не кормит.

И вот всей ватагой мы уже едем в первый микрорайон. Дома — шок. Но накормили всех, а потом ещё и проводили. Васька вот только остался квартировать у меня навсегда. Правда, потом оказалось, что Васька был совсем и не Васька, а Василиса. Так и прожила она всю свою долгую кошачью жизнь в нашей квартире — себе, нам и нашим подрастающим детям на радость.

А что же с мальчишками стало? Выяснил я потом, что действительно, семья эта была, как бы сейчас, сказали неблагополучная. Но мальчики давно выросли, из Тихвина, думаю, все разъехались. И помнят ли они ещё этот случай, не знаю.

Но я не на благодарность напрашиваюсь. Просто, мой юный друг, город это огромное количество разных людей и хороших и плохих. Только не думай, что плохих больше. Плохими их делает только наше собственное плохое отношение к ним. Но не зря говорят: как аукнется, так и откликнется. Чем добрее ты сам, тем добрее люди вокруг тебя. Тогда и весь город будет казаться более добрым, более приветливым и ещё более родным. А чтобы быть добрым, не обязательно иметь в квартире собаку или кошку.

Впрочем, когда станешь взрослым, вряд ли кто запретит тебе иметь не то, что кошку или собаку. Можешь завести себе хоть слона, хоть бегемота, хоть жирафа. Но крокодила лучше не надо, а то получится, как в одном из моих стихотворений…

Извини, что опять не получилось без нравоучительной риторики. Но прежде чем закончить эту книжку, я просто обязан был сказать тебе это. На всякий случай.

19 августа 1991 года. Эта дата теперь навсегда вписана в историю не только современной России, но каждого большого и маленького города, каждого захудалого посёлка, каждого человека, пережившего тот судьбоносный и страшный день. Для того, чтобы понять, что же тогда произошло, прошло уже достаточно времени — четверть века. Но именно этот день изменил в нашей жизни всё. Стали совершенно другими и Россия и наш город. Стали другими и мы. И как мне кажется, даже немножко не в лучшую сторону. Слишком много хорошего ушло.

Накануне августовских событий в редакции тихвинской районной газеты «Трудовая слава» состоялось отчётно-выборное собрание партийной организации. На нём кроме членов партии присутствовал заведующий идеологического отдела С. Г. Васильев. Ничего не обычного в данном мероприятии не было. Всё как всегда: отчёт секретаря парторганизации, выступления коммунистов, выборы.

Весьма тревожной была только внешняя обстановка тех дней. На различных уровнях российской власти предпринимались попытки вообще запретить КПСС или значительно сократить возможности её влияния на местах. Одним из таких практических шагов самостоятельной Российской власти стал запрет на партийную деятельность в организациях и на предприятиях, в том числе в редакциях средств массовой информации.

Будучи в то время секретарём партийной организации, я оказался перед дилеммой: либо нарушить устав партии, либо пойти против государственной воли. Хотя разговоры в парторганизации уже шли о фактической её ликвидации, но официально никто первым не решался сделать подобное предложение. И вот собрание началось.

Вместо отчётного доклада выступаю с обоснованным предложением распустить партийную организацию. Боюсь быть предвзятым в отношении моих тогдашних коллег, поэтому их реакцию описывать не буду — важен результат. А он оказался предсказуемым — большинством голосов партийная организация поддержала моё предложение о самороспуске. Так завершилась богатая партийная история газеты, к тому времени, перешагнувшей шестидесятилетний рубеж. А мы, кто обиженный, кто уверенный в своей правоте, разошлись по домам, не зная, что уже утром проснёмся совсем в другом мире. Страна пока осталась та же, но это не надолго. Впереди нас ждали бурные девяностые.

На втором этаже Гостиного двора в августе 1991 года находилась студия радиовещания «Радио Тихвин»

В шесть часов утра привычно заработала радиоточка, предвещая новый рабочий день. Но вместо бодрого доброго утра страну «порадовали» внезапной болезнью её первого Президента и переходом всей полноты власти к государственному комитету по чрезвычайному положению. Ситуация приобрела непредсказуемый характер. А тут ещё жена, напомнила моё недальновидное решение о роспуске парторганизации, сказав как-бы вскользь: «Придут и за тобой. Сухари сушить»? Но мне явно было не до сухарей, как, видимо, и всем в стране.

Мчусь на автобус. Вхожу и не узнаю людей. Вместо обычных городских сплетен, улыбок и даже смеха — гробовая тишина. С таким же подавленным настроением вхожу в кабинет, где расположилась местная студия радиовещания.

По радио только классическая музыка, а по телевизору «Лебединое озеро» и одна и та же официальная информация. В восемь утра пытаюсь связаться со своим руководством в Ленинградском телерадиокомитете. Телефонной связи с Ленинградом нет. Никто толком ничего не знает. В очередной раз звоню в девять, десять часов. Бесполезно. Выхожу на улицу — день показался каким-то особенно пасмурным. В газетном киоске, который расположился как раз у входа в редакцию, свежей прессы ещё нет. Хотя обычно после десяти одинаковые по содержанию центральные и областные газеты всегда были. Знакомы, которых я встретил тут же у киоска тоже ничего не знают. А о чём то другом, более приятном, говорить желания, похоже, не было.

Становится ещё тревожнее, ведь сегодня утром я отправил в Ленинград своего единственного корреспондента Елену Григорьеву. И надо же было так угадать! Так что оставалось надеяться, что кто-нибудь прорвётся с текущей информацией. Что же касается Петра Ильича Чайковского, в тот день, думаю, никого в стране не волновал его прекрасный балет. Ждали: что дальше?