Нина Кондратковская - Сердце-озеро

Добрели.
В бруснике ежик топал,
Солнце соком под гору текло.
— Бабушка! Родник зовется Теплым,
А какое ж от него тепло?
У ключа студеного, шального
Мы, как дети, тешимся водой.
Улыбнулась бабка Мишанова:
— Ты попей с обиды, в час худой!
Я пивала смолоду, бывало…
Как приму на голову беду,
Добегу сюда, до перевала, —
Всю беду водою разведу.
И тепло-то станет в одночасье,
Угольки на сердце прогорят…
Теплый ключ явился нам на счастье,
Вот что старики-то говорят!

А была гора та безымянна.
А тому, поди, двухсотый год.
Ты про Пугачева Емельяна,
Чай, читала в книжках? Ну, так вот
Не про все там писано.
Забыто,
Как Емели-батюшки сынок
Из-под самой смерти, шито-крыто
Вызволить заложников помог.
Обрядился малый генералом,
Сел на генеральского коня,
Восьмерых увел и расковал он,
Да каким-то стражником бывалым
Был опознан середь бела дня.
Он — с коня, да через гору — в лес,
Не поспел вот столечко до леса,
А ему штыки наперерез,
За штыками — клетка из железа.
— Взять живым!
Куда уж тут бежать!
Он с плеча срывает эполеты,
А в руках ни бомбы, ни ножа,
Только дым с пустого пистолета.
И вскричал он, смерть свою завидя:
— Убивайте, братцы, не щадите!
Не давайте в муку палачу,
Я за смерть посмертно отплачу!
Ой, земля!
Солдатской пулей меткой
Ты на воле сына усыпи!..
А уже подтаскивали клетку,
И ошейник брякал на цепи.
Но убить служивые не вольны
И теснят соколика в кольце.
Он глядит с надеждою и болью,
С неизбывной мукой на лице.
Есаул ярится:
— Взять живым!
Вот… хватают…
Но свершилось диво,
Будто дух горы разбередило,
В ясном небе молонья и дым.
Грохнул гром, и камни отворились,
И сама земля явила милость —
Расступилась, молодца взяла
И опять смежилась, как была.
Вон, гляди, у камня это место,
Где четыре сосенки подряд.
Может, это книжникам безвестно,
А в народе зря не говорят.
(Верилось старинке, сердцем спетой:
Теплый ключ живою тек приметой,
А поди, попробуй доказать!)
— С той поры и гору стали звать
Теплою горою.
Ключ пробился

В ту же пору сквозь гранитный пласт.
Кто бы той водицы ни напился,
Добрым людям сам теплом воздаст.
А еще дивятся диву люди:
Он и в зиму цветиком пророс,
Знай, звенит, и жерлышка не студит
Самый лютый нашенский мороз.

Вот и все.
Старуху Мишанову
Правнуки в родительские дни
Поминают.
И течет родник.
И зовет меня напиться снова.
И опять я слышу давний сказ:
«Кто бы той водицы ни напился —
Добрым людям сам теплом воздаст».
И хочу я, чтобы всякий раз,
Даже в горький и смятенный час,
Теплый ключ в груди моей пробился.

В год какой — сочтите сами —
От Магнит-горы Атач
По Уралу до Казани
Шел мужицкий царь Пугач.
Сочинял указы дерзко,
Власть у бога не спросив,
Справедливою отместкой
Взбаламутил пол-Руси.
Шли под пули, как под дождик,
Все, кого он созывал,
Потому как был — надёжей,
Хоть и трижды самозван.
Шли крестьяне приписные,
Инородцы-степняки,
На неволю шибко злые
Кузюки да варнаки.
Были сечены в капусту,
Зарекались помирать,
Покатились к Златоусту
Силу новую сбирать.

По горам трезвон гоняя,
Весь в железе, весь в огне
Городок у Таганая
Поднимается к луне.
Замордованный, кабальный,
Полон горя через край,
Топит стон многострадальный
В непокорной речке Ай.
А в слободке на Аю́,
Как у господа в раю:
И в морозы
Люди босы
Роют к смерти колею.
На работе непосильной
Хоть реви, а жилы рви.
Печи выросли плавильные,
Как храмы на крови.
Гнев людской гремит булатом,
Прокаленным на поту.
Все, кто смог, ушел с отрядом:
Припекло — невмоготу!
Как прознали живодёры
Про крестьянские полки,
Так скорее дали деру,
Прихвативши сундуки.
Лишь осталась мелочишка
У приказной сволоты,
А как вытрясли кубышки —
Мелочишки той — пуды.
Пятачок — рубля дороже,
Из кровиночек литой,
А щербатый медный грошик
Тяжелей, чем золотой.
Поглядел Пугач на мелочь,
Взять в казну не захотел:
Шапкой тем велел намерить,
Кто в беде осиротел,
Воротить сиротски слезы,
Вдовью кровушку-руду —
Все поборы да приносы,
Всю неправедную мзду.
Рать за горы полетела,
И оставлены в дозор
Исполнять святое дело
Мужики как на подбор:
Одноногий Оникей,
Девяноста лет Мокей,
Недоросточек Ахмат,
Что с побоев глуховат,
С малу не калякает —
Песни алалакает.
Три мешка с деньгами взяли,
Бечевой перевязали
И в заезжую избу
Дотащили на горбу.
Чуть поселок обезлюдел,
Трое пришлых тут как тут
Так глазищами и блудят
Да носы в мешки суют.
Дескать, мы пришли недаром —
За казною нужен глаз,
Самолично государев
Получили мы наказ!
Гоношатся, сеют смуту:
— Чо зазря деньгой сорить!
Не раздаривать кому-то —
В землю надобно зарыть.
Кто людишки те? С завода?
Деревенского ли рода?
Лапти вбок, онучи вкось,
Рты разинут, как ворота —
Все нутро видать насквозь.
Нацепили армяки,
А осанкой важные…
«Э-э! — смекнули мужики, —
Не иначе — стражники».
Штука знатная — догадка!
Пораскинули умом,
Столковались впереглядку
И ударили челом:
— Ваши речи любо слушать,
Благодарствуем за честь,
Просим милости откушать,
Рады чарочку поднесть.
Почивайте до рассвета —
Выйдем в горы по росе.
Вона — в трех мешках монеты,
Да засыпаны не все:
В тайном месте по подвалам
Медяки лежат навалом,
Надо клады, так и быть,
Под завязочки набить.
За столами угощали,
Верных корчили рабов,
Пенной брагой накачали
Из купецких погребов.
С первой бочки гости набок,
Со второй — ни в зуб ногой,
Храп несется из-под лавок,
А слыхать за Уреньгой.
Мужикам того и надо,
Им теперь сам черт не брат:
Государевой наградой
Наделяют всех подряд.
Да не ищут в бедном доме
Ни вдовицы, ни сирот:
Будут слезы, будут вдовы —
Не гульба — война идет!
Долго в сенцах шуровали,
Пряча в бороды смешки.
Господа глаза продрали,
Спохватились:
— Где мешки?..
Располны стоят кули,
Где вечор поставили,
Знать, за ночку огребли
Не копейки, а рубли —
Ладно дело справили!
В шесть ладоней воры плещут,
Шепотками душу тешат
При Ахматке (все равно
Малый глупый, как бревно).
Оникея да Мокея
Тоже колики свели:
— Удавились бы злодеи,
Кабы глянули в кули!

Путь далек, да шаг — не скор,
Завертелся разговор…
— Гору мы сыскали в чаще,
Спрячем деньги не в назем,
На коленках не дотащим —
На карачках доползем…
— Что ж, пластайтесь, коль не жалко
Под мешками спины мять.
Хороша у вас смекалка,
Да и нам не занимать…
— А-ла-ла! — поет Ахматка. —
Оникей! Мокей-ака!
Господа большим лопатка
Скоро нам чик-чик башка…
На откосах без тропы
Лиходеи рвут пупы.
Темь в глазах, в лодыжках дрожь,
Мужикам шипят:
— Не трожь!
Мы и сами, мол, с усами,
Пособляй, да не перечь,
В яме клад схороним сами,
Сами будем и стеречь.
На горе размяли спины —
Понужают:
— Ну да ну!
Ройте два на два аршина,
Две сажени в глубину!
— Мне, — степенно молвил дед, —
Девяносто лет в обед,
Об одной ноге солдат,
А немой Ахматка — млад,
Дело сгубим, сами сгинем,
Вам скорей оно с руки.
Мы ж кулечки вам подкинем,
Пусть лежат, как мертвяки.
Принялись — не стали спорить —
Перво-наперво не в лад,
А потом пошли проворить
Так, что дым из-под лопат.
Вот уже до плеч зарылись,
Вот уже и шапки скрылись…
Вот — портками на веревке,
Потому как нет ведра,
Оникей с Ахматкой ловко
Землю тащат на-гора.
К ночи вылезли из кожи
Да в три глотки ну орать:
— Подавай!
— Не рви рогожи!
— Да гляди, не воровать!
Шмякнул куль, вдавил в землицу,
Спины выгнул кочергой.
Тут бы им угомониться,
А они:
— Вали другой!
Мужики не душегубы:
— Нате вервие! — кричат.
А у тех трясутся губы
Да поджилочки трещат.
— Подавайте, все едино! —
Верещат из-под кулей —
Даже в смертную годину
Им деньга всего милей!
Третий был тяжеле двух —
Из злодеев вышиб дух.