Анатолий (Джордж) Гуницкий - Осторожно! Играет «Аквариум»!

В то время в ДК «Невский» репетировали «Аргонавты». Джордж иногда заходил на их репетиции, но золотые годы, эпоха Военмеха и прочие веселые сейшена былых лет были у группы позади. Правда, когда в 1981 открылся рок-клуб, то «Аргонавты» в него вступили и дали несколько концертов, но все же они уже только доживали… И не более того.

Боб рано стал ходить на рок-сессии. Раньше Джорджа. Через джорджевского одноклассника Игоря Илюхина, который был родственником кого-то из музыкантов группы «Сны». Боб приобщился к сейшенновому лениградскому року. В то время самые значительные рок-сессии проходили в Военмехе, в Тряпке (текстильный институт), в «Молотке», в «Серой Лошади» и в Университете. Первый раз Джордж попал на живой и настоящий рок-концерт на университетском химфаке, где тогда выступал «Санкт-Петербург».

Этот концерт запомнился Джорджу навсегда.

Реальный выход в другое измерение! В другую жизнь, свободную от всей этой каждодневной совдеповской безликости, весь прожорливый масштаб которой мы тогда еще в полной мере даже не понимали и ощутили значительно позже. Очень значимым элементом порядочного рок-концерта была проходка; вот как раз тогда, на химфаке, Джордж и Боб сначала тупо и растерянно торчали во дворе и не знали, как же попасть внутрь. Но вскоре появились более ушлые знакомые, и они повели и Боба, и Джорджа куда-то вглубь, вбок, снова вглубь, в узкие коридоры и в темные закоулки питерских дворов, потом все подошли к какой-то двери, к совершенно черному ходу, и все вместе навалились – и треснула дверь, не выдержала – не сдюжила – не выстояла, – и все вместе провалились в какие-то коридоры, переходы, лестницы, зальчики, но музыка звучала все ближе, все ближе, они прорывались, они пробивались, они приближались, они втягивались в новое, в незнакомое, в удивительное! А на сцене уже доводил до конца свой саундчек «Санкт-Петербург» – Рекшан, Корзинин, Ковалев, Зайцев, вся чудесная и славная компания!

Во время репетиций «Аргонавтов» в «Невском» к ним нередко приезжал Розенбаум, иногда он был в белом медицинском халате и его иногда привозила туда «Скорая», на которой он работал. Но его сотрудничество с «Аргонавтами» не отличалось особенно крутыми результатами и уже заканчивалось. Вскоре Баум ушел на профессиональную сцену.

Джордж работал в ДК, выдавал контрамарки на спектакли и иногда на концерты. Учился в театральном. Как-то не очень много тогда всего вокруг происходило. Тусклый расцвет эпохи стабильного брежневского застоя. В Ленконцерте появилась рок-группа «Форвард» и вскоре села на репетиционную точку в ДК «Невский». «Форвард» готовил к сдаче худсовету свою первую программу и подбирал репертуар. Джордж заходил во время работы в большой зал ДК, где репетировал «Форвард». Ничего особенно прорывного группа не играла, хотя для тех лет это было уже что-то. Лидер «Форварда» Леша Фадеев искал новых авторов и новые песни. Джордж рассказал ему про Боба. Боб приехал и спел несколько своих песен, некоторые из которых потом, в дальнейшем, стали классическими «аквариумными». Однако из контакта с «Форвардом» никакого контракта не последовало и все остались при своих – Боб со песнями и потом с «Аквариумом», а «Форвард» со своим отшлифованным и добротным репертуаром. Вскоре «Форвард» стал гастролировать по стране. Ничего особенно выдающегося в музыке этой команды не наблюдалось, но люди они были приятные, и к тому же группа Фадеева была одним из первых составов в СССР, который стал профессионально исполнять рок-музыку. Рок-н-ролльная жизнь в необъятной и полумертвой России только-только начинала сдвигаться с тупой и мертвой точки.

«Аквариум» уже реально существовал.

Вернее, около десяти лет находился между небом и землей.

Мне говорил Джордж, что когда он немного поднялся вверх по пескам, то снова оглянулся. Немецкая пара оставалась на прежнем месте. Из-за ветвей и деревьев немцев уже было не очень отчетливо видно, однако Джордж успел заметить, что они еще глубже зашли в кусты, и повернулись, и нагнулись, и потом упали, и… Да и бог с ними! Быть может, если бы Джордж не стал подниматься по пескам и оказался бы неподалеку от этой немецкой пары, то услышал бы тогда какое-нибудь «warum» или «wohin», или «was», или что-то еще на немецком языке. Однако Джордж и в школе, и потом, в различных высших учебных как-то удручающе скверно учил Deutch, и поэтому если бы он даже услышал от оставшейся в кустах немецкой пары что-нибудь вроде «das ist unemoglich», то и это бы его совершенно не заинтересовало. Нет, ему, Джорджу было сейчас уже совсем не до немцев с их песчаным, кустарным, полуживотным сексом. Говорят, что немки, особенно блондинки, теперь и вовсе никакого предела не знают своим похотливым желаниям.

Но было ли так тогда, в середине восьмидесятых? И была ли та немка блондинкою?

Этого Джордж не знал. Он не обратил ни малейшего внимания на цвет ее волос. Еще, еще наверх! Тропинок и дорожек уже не было, он шел по песку, стараясь ступать так, чтобы не провалиться. Джордж обходил сосны и поднимался все выше. Выше, еще выше. Еще раз поднялся и снова оглянулся. И вдруг из-за плотной череды cосен прорезалась, блеснула вода. Он оглянулся, он посмотрел вокруг. Он посмотрел назад, он посмотрел вниз. Поднялся еще выше. Еще и еще. Сосны медленно уходили вниз, они оставались на месте, а Джордж поднимался все выше. И с каждым новым шагом пространство вокруг него расширялось – раздвигалось – распахивалось – раскрывалось.

Джордж рассказывал мне, что когда он вышел из мелких лабиринтов кустов и обнимающих друг друга деревьев, то не очень вдалеке, впереди, увидел вершину большого песочного холма.

Так был открыт Остров.

Джордж рассказал мне про еще одну игру, в которую они любили играть с Борисом.

«Аквариум» тогда еще даже не начинался. Им – Боре и Толе – было лет по двенадцать, и они уже прочитали романы Ильфа и Петрова. Происходило вот что: двор дома на Алтайской, 22. Во дворе гуляют два приличных, интеллигентных мальчика – Боря и Толя. Бакатя неподалеку общается с соседками-пенсионерками. Все тихо, мирно, спокойно-патриархально. Боря и Толя – около дома. Навстречу им идет, например, незнакомая им пожилая женщина. Они проходят мимо нее и, поравнявшись с ней, вежливо, любезно, совершенно невинными голосами сообщают ей: «А мы – параноики (шизофреники)». Или: «А у нас шизофренический бред, осложненный маниакально-депрессивным психозом». Или: «А у нас сумеречное состояние души». Или что-нибудь еще в эдаком роде. Реакция тех дам, которым самым доверительным образом это сообщалось, вначале была растерянной и неожиданной, ну а затем наступало нечто вроде легкого шока. После чего некоторые даже шли жаловаться Бакате. Скверно, ох как скверно, когда люди не знают классиков – Ильфа и Петрова.