Евгений Кискевич - Ноктюрн душе

Быть может, завтра будет вбита
Шеренга свай в расчеты сил,
И переломана орбита
Земли и скованных светил,
И встанет страшною спиралью
Над миром формула жрецов,
Чтоб закрепить числом и сталью
Мечту безумцев и певцов.

Над Новым городом
Веков спираль
Железным воротом
Вздымает сталь,
В бетон размешанный
Кладет кирпич
И в небо бешеный
Бросает клич.

А там, за линией
Стальных бугров,
Где небо синее,
Да плеск овсов,
И паром крутится
Моя земля,
Швыряют улицы
Дома в поля.

Не бойтесь, дачники,
За палисадники,
Лишь неудачники
Страшатся Всадника,
И слово Плотника
В железо вковано,
В руках работника
Звенит по-новому.

Над Вавилонами
Поставим башню!
Сетьми бетонными
Покроем пашню!
Хоть с разным голосом
Язык строений
Посеем колосом
Для поколений!

И небо звездное
И их, и нас
Взнесет над бездною.
А мы сейчас
Рукою броскою
Венчаем кров
Над башней плоскою
Венцом овсов.

Волна швыряет за волною
Камням понятные слова.
Короткой, влажною рукою
Волну швыряет за волною,
Вздымая ломанной грядою
Шумящей пены кружева.
Волна швыряет за волною
Камням понятные слова.

Простой и грубой полон веры,
Ведет он двухмачтовый бриг
Через разломанные шхеры.
Простой и грубой полон веры,
Глядит на серые химеры
Утесов, скрывших материк.
Простой и грубой полон веры,
Ведет он двухмачтовый бриг

В покой глубокого залива.
Среди норвежских бригантин
Проводит твердо в порт гульливый,
В покой глубокого залива,
Чтобы потом засесть лениво
В дыму береговых кантин,
В покое бризного залива
Среди норвежских бригантин.

Садовником у вражеского стана
Я мню себя. И обольщаться рад,
Что возрастет цветной, благоуханный
Из рук моих Семирамиды сад.

А вихри дней, как лошадей копыта,
Разносят всё, что холил я вокруг.
Безмерными потопами размыто
Творение неверующих рук.

Но древнее призванье паладина,
Пожравши кровь, мне выменяло власть
Отраву лет, разломы и руины
Священными дилеммами заклясть.

И вот, опять, согбенный и усталый,
За паводком спадающим слежу:
Обсеменить алкающие скалы
Садовником Господним прихожу.

Как больно — в краткое мгновенье
Пасть с высоты.
Я нежные в своем паденьи
Измял цветы.
И хоть волна на гребне ценном
Опять взнесет —
Не видно в беге переменном
Былых высот.

За улицей провинциальной
В развалинах и лопухах
Руиною многоколонной
Ушедшие года лежат.

Мучительным, но райским утром
Волшебников гнали на казнь,
И двигались смиренно мудро
Процессии к монастырям.

Раскачиваясь на качелях,
Как девочка — вверх-вниз — в саду,
Как женщина уже, Джульетта
Засматривалась на мужчин.

А темною и звездной ночью
Под маскою скользила тень,
И падала на мрамор роза
С рассветом на кровавый след.

В холодный воздух, в туч просветы,
Руками, полными огня,
Бросаем синий свет ракеты
И я, и вы, и мы, и я.

Молчит и дышит купол емкий.
Как лес удара топора,
Так ждут лукавые потемки,
Что воздух неба и двора

Разрежет огневая бритва!
Не обжигайся, но лови:
Горячий след — моя молитва,
Молитва о твоей любви.

Овеян ароматами сирени,
Схожу в прохладный, задремавший сад,
Где ивы с тростниками говорят,
Где круглые бросают липы тени,

И жду, смиренно преклонив колени,
Пока сойдешь в завороженный сад,
И, подарив горячий, быстрый взгляд,
Меня овеешь запахом сирени.

Иди, спеши! Лобзанием безумным
Твою согрею жаждущую грудь,
Чтоб новые желания вдохнуть,

Чтоб в дремлющем саду под кругом лунным
Зажечь тебя желанием безумным
И за сиренью сладостной уснуть.

Мы встретились, как две кометы.
Зачем и как, не знаю сам:
Одним дыханием согреты,
Стремились к разным берегам.
Средь человеческой метели
Мы, дети вспыхнувшей земли,
Простить чего-то не умели,
Понять чего-то не могли.
Припоминали… и касались,
И вновь не верили мечте.
Но я, иль ты, мы не решались
Упасть на этой высоте.
Ты удалилась. Отблеск дальний
С тобою отлетал в провал.
И всё больней и интегральней
Я расстоянья ощущал.
Но пробегут по кругу сроки,
Которых нету на часах,
Очертятся другие строки
И на земле, и в небесах —
И встречу я тебя иною.
Средь успокоенных равнин
Ты будешь чьею-то женою,
Я буду — молодой блондин.
Как всякий, час тебе назначу,
И ты, как всякая, придешь.
Но я от счастья не заплачу,
Не вспыхнешь ты, услышав ложь.
Всё будет просто и понятно,
Прилично, скромно, и впотьмах,
И даже пятна, даже пятна
Не видны будут на щеках.

Года, любовницы и книги
Дают нам мудрость седины,
Познанья. Тяжкие вериги.
Любовницы, года и книги,
И страсти просветленной миги,
Лишь всплески буревой волны.
Года, любовницы и книги
Дают нам мудрость седины.

Allegro

Три Неба, три Двери, три Храма…
Воздух, Огонь и Вода
Смешаны.
Алчут стихии
Мер, воплощений и Слов!
Жажда познаний и воли
Гибкой струится рекою.
Три Неба, три Двери, три Солнца
Акведуком железным
Пронзил испытующий Змий.

Andante

В предвечный час Семи закатных звезд,
Который был, пребудет, но не есть,
Он отразил главу, хребет и хвост,
И трижды понял Смерть и власть и Весть!
Звёзды удилищем удит…

Затон зеленый властен тишиной,
Кифара льет молчанье литургий.
Над бездной, Сатурнической луной
Воздвигнул (…) [1] Пропуск в оригинале — Сост. Фаллус бог и Змий…
Времени нет. И не будет!

Звезды
Жертвенник Тем озаряют.
Темные птицы
Падшей Надежды мелькают.
Властвует Змий!
Времен больше не будет!

Хладны утесы,
Радостны райские кущи
Мира, читанного в малости…
Кто же глухие вопросы
Бросить посмеет
Взнесенному хладною мудростью
Над Одиноким и жалостью?
Чьи не ослепнут
Разум, очи и уши?
Властвует сон!
Тайна бесстыдней и глуше…