Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

«Ты превосходна, жизнь актера!» —
Так скажут все, кто жил тобой,
Хоть подло на тебя клевещет
Злословье, людоед слепой.
И не без горьких колебаний
Я снял актерский мой венец.
Конец романтике скитаний,
Всем приключениям конец!

Хотя у роз актерской жизни
Остры и велики шипы,
Зато и роз таких не сыщешь,
Держась проторенной тропы.
Два года прожиты недаром, —
Свидетель этому творец!
Конец романтике скитаний,
Всем приключениям конец!

А что прекрасней приключений?
Без них печален путь земной.
Однообразная пустыня
Теперь лежит передо мной.
Засядет в тесную каморку
Всю жизнь бродивший сорванец.
Конец романтике скитаний,
Всем приключениям конец!

Но день придет, судьба смягчится
И скажет: «Так и быть, ступай,
Ступай туда, откуда выгнан, —
В бродяжий твой актерский рай!»
А до тех пор я — червь архивный,
Вранья чужого смирный чтец…
Конец романтике скитаний,
Всем приключениям конец!

На свет мы все приходим,
Чтоб делать то одно,
Что было высшей властью
Нам, бедным, суждено.
Мой путь той высшей властью
Был тоже предрешен.
Бродягой я родился,
Бродяжить мой закон.

Вот в Дебрецен свернул я,
Как Ишток-дурачок,
Девицу обнял, выпил —
И в путь… а путь далек!
Ни дня на том же месте:
Зашел — и тотчас вон!
Бродягой я родился,
Бродяжить — мой закон.

Но, правда, рок жестокий
Глумится надо мной.
Привязан к месту службы,
Я чахну, как больной.
Но скоро я, надеюсь,
Дождусь иных времен.
Бродягой я родился,
Бродяжить — мой закон.

В степи родился я, в степи живу,
Большого дома я не наживу,
Но есть загон, скакун есть вороной,
Ведь я табунщик алфельдский степной.

Я без седла на жеребце скачу,
Туда-сюда, куда ни захочу,
Зачем седлу трепаться подо мной, —
Ведь я табунщик алфельдский степной.

Рубашку белую, холщовые порты
Ты, роза алая, мне подарила, ты!
Эх, роза, будешь ты моей женой —
Табунщицею алфельдской степной!

На осле сидит пастух,
Оземь бьют подошвы, —
Хоть большой он, но беда
Пастуха побольше.

На дуде играл в лугах,
В травах стадо плыло, —
Вдруг о милой слышит весть:
Смерть пришла за милой.

На осла вскочил пастух,
К дому мчит, как ветер;
Но приехал поздно он, —
Милой нет на свете.

Что тут сделаешь, раз нет
Горя тяжелее, —
Палкой с горя он хватил
По ослиной шее.

Что мне в романтизме ваших дебрей,
Соснами поросшие Карпаты!
Я дивлюсь вам, но любить не в силах,
Редкий гость ваш, но не завсегдатай.

Алфельд низменный — другое дело:
Тут я дома, тут мое раздолье.
Загляжусь в степную беспредельность,
Вырываюсь, как орел, на волю.

Мысленно парю под облаками
Над смеющимся, цветущим краем.
Колосятся нивы, версты пастбищ
Тянутся меж Тисой и Дунаем.

Звякая подвесками на шее,
Средь степных миражей скот пасется.
Днем с мычаньем обступает стадо
Водопойный желоб у колодца.

Табуны галопом мчатся. Ветер
Вбок относит топот лошадиный.
Гикают табунщики, пугая
Хлопаньем арапников равнину.

За двором качает ветер ниву,
Как ребенка на руках, и всюду,
Где ни встретишь одинокий хутор,
Тонет он средь моря изумруда.

Утки залетают вечерами
Из окрестностей, кишащих птицей.
Сядут в заводь и взлетают в страхе,
Лишь тростник вдали зашевелится.

В стороне корчма с кривой трубою,
Вся облупленная по фасаду.
Здесь, спеша на ярмарку в местечко,
Смачивают горло конокрады.

Ястреб в чаще ивняка гнездится
Близ корчмы, где дыни на баштане.
Тут от сорванцов-ребят подальше
И для выводка его сохранней.

В ивняке потемки и прохлада,
Разрослась трава, цветет татарник.
Изомлев до одури на солнце,
Ящерицы прячутся в кустарник.

А где небо сходится с землею,
Несколько туманных, стертых линий.
То верхи церковных колоколен
И садов фруктовых в дымке синей.

Алфельд! Ты красив, здесь я родился,
Здесь меня качали в колыбели.
Стань мне в будущем моей могилой
У последней и конечной цели!

Дождь весь день, и небо серое,
Как солдатское сукно.
Видимо, сегодня вечером
Мне гулять не суждено.

Почему меня подругою
Бог не хочет наградить?
Вот бы с нею было весело
Забавляться и шутить!

Трубку я курю и слушаю
Говор капель дождевых,
И витаю где-то мысленно
В днях минувших, днях былых.

Были радости и горести,
И — чего скрывать уж мне! —
Я испытывал страдания
Лишь по собственной вине.

Ох, уж это легкомыслие!
Доводило до беды.
И набили мне оскомину
Терпкие его плоды!

Это — только легкомыслие,
Только лишь оно одно!
И исчезнет, как мне кажется,
Вместе с юностью оно.

Жизнь моя полна превратностей,
Друг один не изменил —
Он меж всяких неприятностей
Постоянно верен был.

И когда я здесь по родине
Зверем загнанным блуждал,
Голодал со мною вместе он
И в одной канаве спал.

На чужбине другу этому
Было жить со мной не лень —
Сухари глодать солдатские
За четыре гроша в день.

Хлеб актерский, густо перченный
Жульническою рукой
И от слез соленый дьявольски,
Ел со мной приятель мой.

Этот верный друг — Поэзия!
Я ведь песню пел свою
Между всяческими бедами
И на сцене и в строю.

Вы, стихи, жить вечно будете
Иль умрете вы со мной?
Ночью над моей могилою
Загоритесь ли луной?

Кончен дождь! Над полем ракошским
В небе радуга взошла.
Погуляю, коль не выскочит
Кредитор из-за угла.

Потух закат.
Поля молчат.
Лишь лунный луч
Скользит меж туч.
Так на гранит
Могильных плит
Бросают взгляд
Из-за оград.
Мир этих чар —
Особый дар,
И он не дан
Для горожан.
Но вот селом
Идут вдвоем
Она и он
Под песни звон.
Вслед этим двум,
Заслышав шум,
И соловей
Пост смелей.
А у гумна
Свирель слышна.
Там сад, забор,
Дымит костер,
И у огня,
В конце плетня,
На свой кожух
Прилег пастух.
Пока навзрыд
Свирель звенит —
Сопит, жует,
Пасется скот.
Вдруг из-за лип
Калитки скрип!
Пастух, привстав,
Туда стремглав.
Объятья, зов
Невнятных слов.
И вот они
В тиши, в тени,
Наедине,
На зависть мне.
Целуйтесь всласть!
Мне не попасть,
Мне к вам нельзя, —
Трудна стезя!