Фарид Аттар - Логика птиц

Престарелый шах был у индусов,
войсками Махмуда был он взят в плен.
Когда войска препроводили к Махмуду его,
принял ислам, наконец, тот правитель.
Обрёл он и дружбу,
и от обоих миров отделился.
После этого и днём, и ночью сидел он в шатре,
взволнованный, ошеломлённый.
Сутками напролёт горел и рыдал,
днём горше, чем ночью, и ночь была хуже дня.
Когда его плач перешёл границы возможного,
Махмуд проведал о его состоянии.
Призвал его к себе и сказал:
«Отдам сотни царств и того более,
ты — падишах, перестань же рыдать о себе!
Сколько можно плакать, довольно уже».
Хосров индусов ответил: «О падишах,
ни страну, ни положение я не оплакиваю.
Плачу лишь потому, что если Всевышний завтра,
в Судный день, меня спросит:
"О ты, неверный нарушитель обетов,
как мог ты со Мной так обойтись?
Пока Махмуд с толпой гордых
всадников к тебе не приблизился,
ты даже не вспоминал обо Мне. Разве так можно?
Это нарушение расписки о верности,
потребовалось ради тебя сосредоточить войска,
а тебя — отправить вслед за другим [249] То есть вслед за султаном. .
Без силы ты и не вспоминал обо Мне.
Скажи, назвать тебя другом или врагом?
До каких пор быть постоянству с Моей стороны, а измене — с твоей?
В деле верности так не положено".
Если Всевышний так ко мне обратится,
чем рассчитаться за неверность свою?
Что дальше делать со стыдом и смущением?
Вот причина слёз старика, о молодой».
Выслушай о верности и справедливости,
выслушай наставления в добрых деяниях.
Вступай в путь, если есть в тебе верность,
иначе садись и не упоминай о ней более.
Всё, что находится за пределами верности,
уже избыточно для пути благородных.

Прервал мусульманин схватку с гордым противником
просьбой о том, чтобы ему намаз совершить.
Ушёл, помолился, вернулся,
продолжил с новыми силами бой.
У неверного был свой намаз, попросил и он
отсрочку и отправился на молитву свою.
Выбрав чистый уголок,
неверный склонялся в направлении идола.
Увидев голову врага на земле,
мусульманин обрадовался: вот место победы моей!
И собрался неверного исподтишка ударить мечом.
Вдруг воззвал к нему голос:
«О! Ты — сама непорядочность, с головы до ног.
Хорошо же ты держишь тобой данное слово.
Он не резал тебя, пока ты молился,
и до чего же дурно будет сейчас ударить его.
О ты, не читавший "выполняйте своё обещание" [250] Ссылка на аят (17:34): «И будьте верны своим обещаниям, ибо за обещания вас призовут к ответу». ,
ставший кривым, не сдержав своего слова.
Раз с благородства начал даже неверный,
не пора ли подлости и тебе прекратить?
Он добро совершил, а ты тянешься ко злу.
Но чего хочешь себе, желай того и другим.
Ты получил от него и защиту, и верность,
но где же твоя-то надёжность, если ты верующий?
О мусульманин, хоть ты тверд в своей убеждённости,
однако в верности ты слабее неверного».
Смутили такие слова воина,
увидел он себя вспотевшим снизу доверху.
Неверный заметил плачущего
с мечом в руках мусульманина, удивился,
воскликнул: «Отчего эти слёзы?»
Сказал воин правду: «Спросили меня сейчас о тебе,
и из-за тебя назвали неверным.
Плачу я из-за тебя».
Такая прямота заставила вскрикнуть неверного,
горько он разрыдался в ответ.
«Всемогущ Тот, Кто своего любимого
из-за недостойного врага так порицает!» — вскричал он. —
Как мне быть и дальше беспечным неверным?
Расскажи мне об исламе, чтобы веру принять, сжечь неверность.
Сердце моё было в оковах,
увы, не ведал я о Боге таком».
О ты, невежливый, со своим угасшим желанием
неужели ты предан Желанному?
Но я потерплю, пока время не выскажет,
один на один, тебе всё в лицо.

Десять братьев, измучены голодом,
издалека прибыли к Йусуфу.
Из-за нищеты поведали о своём положении,
прося помощи в голодные годы.
Лицо Йусуфа было прикрыто.
В тот момент перед ними таз оказался,
Йусуф отчётливо по тазу ударил.
Словно стон раздался от таза печальный.
«Вам о чем-то говорит этот стон?» —
спросил Йусуф, знающий мудрость.
Тогда в отчаянии десять братьев
принялись говорить перед Йусуфом.
«О знающий правду Азиз [251] Правителей Египта именовали Азизами. , — сказали они, —
кому же известно, что за звуки посудина издаёт?»
«О, вы все слабаки, — тут же Йусуф ответил. —
Я знаю прекрасно, что он вам говорит.
Говорит, что у вас когда-то, — Йусуф продолжил, —
был красивейший брат.
Йусуфом звали его, он был младшим по возрасту,
но опередившим вас в красоте!»
Ударил он по тазу заново и сказал:
«Таз сообщает о том, что
в колодец вы бросили Йусуфа, сговорившись,
затем погубили невинного волка.
Вымазали рубаху Йусуфа волчьей кровью
и этим изранили сердце Йакуба».
Снова Йусуф ударил по тазу,
заставив его повесть продолжить.
«Таз говорит, что отца вы сожгли, — сказал Йусуф, -
продали луноликого Йусуфа.
Даже неверные не поступают так с братом,
о присутствующие, постыдитесь же Бога».
Эти слова всех поразили.
За хлебом придя, они стали водой [252] То есть растаяли от стыда. .
Хотя они с выгодой продали Йусуфа,
но в тот же час себя и поставили [253] Глагол «поставить» здесь употреблено в значении «совершить поступок, за который неминуемо предстать перед судом совести и перед Богом». .
Бросив Йусуфа в его колодец,
одновременно себя сбросили в яму беды.
Глух тот, кто, выслушав эту историю,
урока из неё не извлёк!
Но ты особенно не вникай в эту повесть,
ведь она вся — о тебе, о незнающий.
Всё, что ты совершил своей неверностью,
не светом близости и понимания ты содеял.
Если даже кто-то всю жизнь бить будет в таз,
не счесть ударами этими всех твоих дел недостойных.
Жди, пока разбудят тебя
и ошеломят тебя внутри тебя самого.
Жди, пока однажды твои дела,
твою неверность и промахи
не преподнесут тебе же к лицу,
перечислив одно за другим.
Когда много звонких ударов по тазу услышишь,
не думаю, что уцелеют сознание и разум в тебе.
О ты, пришедший хромым муравьем,
на дне таза [254] Здесь таз понимается и как мир, и как песочная воронка, которой во время Аттара ловили домашних муравьев. застрявший,
перестань метаться по стенкам с головой, опущенной вниз,
уходи, ибо это таз, кровью заполненный.
Остаться внутри его — значит остаться в злосчастии,
и всё время придётся новый звон тебе слушать.
О знающий правду, вырасти перья и прочь улетай,
иначе опозоришься от этого звона.

«О предводитель! — спросила другая. —
Допустимо ли выражать себя [255] В суфийских кругах выражение учениками своего мнения часто означало нескромность, или фактически являлось хвастовством своими знаниями, особенно в присутствии учителя. Не всегда считались уместными и слишком прямые или откровенные вопросы. у царя?
Ведь тот, кто отыщет великое дерзновение,
после этого уже не станет страшиться!
Но тогда каким образом скромным там оставаться? Расскажи нам,
посыпь жемчугами понятий, открой тайну».