Шицзин

Дам я скипетр из яшмы и кубок в нем [482],
Для возлияний предкам кувшин с вином.
В храме, где Просвещенный,— его спросив [483],—
Много я дам тебе горя, земель и нив!
Ныне от Чжоу получишь мой указ,
Примешь, как предок Шао, свой сан от нас».
Ху поклонился в землю, сказав в ответ:
«Царь да живет наш вечно тысячи лет!».

Ху поклонился в землю, обряд творя
И восхваляя милость и дар царя.
Запечатлел князь Шао свои дела —
Тысячи лет сыну неба, царю — хвала!
Светлый-пресветлый принял владыка вид,
Добрая слава о нем без конца гремит,
Доблести дух высокий он нам несет,
Благом исполнив царства и свой народ!

Грозный из грозных и светлый-пресветлый у нас
Царь Сюань-ван!—Он советнику отдал приказ —
То Хуан-фу [485], достославного Нань-чжуна [486]внук,
Царского дома великий наставник и друг.
«В строй расположишь ты ныне шесть ратей моих.
Наше оружье сперва приготовив для них,
С должной опаской (дабы не узнали враги)
Южным уделам скорее в беде помоги».

Инь-господину [487]наш царь говорит, торопясь:
«Сю-фу [488], приказ напиши, чтобы чэнский тот князь
Войско и справа и слева расставил в ряды,
Рати свои остерег бы в пути от беды.
Следуя вдоль по Хуай, по ее берегам,
Сюйские земли [489], как надо, разведал бы сам;
Чтобы не ставил солдат, не держал их в пути,
Дабы три рода работ продолжали идти [490]».

Грозный из грозных, великий, великий был царь —
Полный величия, истинный наш государь!
Рати царя, мы неспешно, спокойно идем,
В ком не сжимаясь и не разбредаясь кругом.
Сюйскую землю тревога объемлет — и вот,
Страхом объятый трепещет весь сюйский народ,
В молниях будто, обрушился грома раскат,
Сюйский народ весь трепещет — он страхом объят!

Наш государь проявил свой воинственный пыл:
Весь встрепенулся — так гнев его яростен был.
Двинул он воинов, храбрых, как тигры, вперед,
Тигру подобный, что в ярости гневной ревет!
Густо отряды усеяли берег реки,
Пленных хватают — их толпы уже велики.
В добром порядке отныне Хуай берега,
Царские рати здесь встали на место врага.

Царские рати спешат за отрядом отряд —
Словно на крыльях, вперед устремляясь, летят,
Точно как Цзян и как Хань, велики и быстры,
Несокрушимые, будто подножье горы,
Будто струит свои воды могучий поток!
Строй их порвать и нарушить никто бы не мог.
Неизмеримы и непобедимы никем! —
Сюйское царство они покорили совсем.

Были стремленья царя и честны и ясны —
Вот и склонился народ этой Сюйской страны.
Сюйские земли едины становятся вдруг —
Это плоды государевых были заслуг!
Мирны уже все четыре предела с тех пор [491];
Сюйские люди теперь посещают наш двор.
Сюйские страны уже не изменят свой путь!
Царь приказал по домам наши рати вернуть.

Я взор подъемлю к небесам,
Но нет в них сожаленья к нам.
Давно уже покоя нет,
И непосильно бремя бед!
Где родины моей оплот?
Мы страждем, гибнет наш народ:
Как червь, его грызете вы,
Мученьям нет конца, увы!
Законов сеть и день, и ночь
Ждет жертв [493]— и нечем им помочь!

Имел сосед твой много нив —
Но ты их отнял, захватив;
Другой имел людей и слуг —
Ты силой их похитил вдруг;
Кто был безвинен, чист и прав,
Того схватил ты, в узы взяв;
А кто и впрямь закон попрал,
Того простил и обласкал.

Мужчина град возвел — умен,
Да женщиной разрушен он!
В жене прекрасной есть, увы,
Коварство злобное совы.
Коль с длинным языком жена,
Все беды к нам влечет она.
Не в небесах источник смут,
А в женщине причина тут.
Ни поучений, ни бесед
Для евнухов и женщин нет.

Пред ложью жен молчат мужи [494]:
Лгут, отрекался от лжи!
Как скажешь: «Вам преграды нет!»,-
«Что ж тут плохого?»,— их ответ.
Как благородным на базар
Сбывать за три цены товар,—
Так не к лицу жене твоей
Оставить кросна и червей [495]!

Зачем же неба грозный глас
И духи — благ лишили нас?
Презрев набеги диких орд,
Ты лишь со мной гневлив и горд [496],
Перед несчастьем не скорбя!
И нет величья у тебя,
И верных нет людей — и вот,
Всё царство к гибели идет!

Нам небо ныне беды шлет:
Увы, уж им потерян счет.
Нет праведных людей в стране —
Скорбь раздирает сердце мне.
А небеса нам беды шлют,
Они близки, они грядут.
Нет, нет людей, день ото дня
Печальней сердце у меня!

Коль бьет и брыжжет водный ток-
Тогда исток его глубок.
Коль в сердце горечь так сильна —
Сейчас ли началась она?
Зачем пришел не раньше нас,
Не позже этот скорбный час?
О небо! Так ли сильно зло,
Чтоб ты исправить не могло?!
На предков стыд не навлекай —
Своих потомков, царь, спасай!

Небо благое взъярилось и гнева полно —
Щедро нам смерти теперь посылает оно,
Нас удручая, послало нам голод и мор.
Весь наш народ, погибая, разбрелся кругом,
В царстве до самых границ запустенье с тех пор.

Карами небо как неводом нас облекло!
Черви, грызущие нивы! Вы сеете зло.
Долга не помня, и мрак и насилье творя,
Злые смутьяны, вы призваны править страной,
Нашу страну успокоить, по воле царя!

Горды-прегорды, клевещут, клевещут на всех —
Царь и не знает, каков их губительный грех!
Мы же, хоть совесть имеем,— томителен страх...
Очень давно мы покоя совсем лишены:
Нас понижают, однако, все время в чинах.

Это подобно тому, как в засушливый год
Пышно-зеленой трава никогда не растет;
В птичьем гнезде засыхает цветок водяной...
Как посмотрю я на нашу родную страну —
Смуты повсюду, повсюду над этой страной!

Были богаты мы в древние те времена...
Что же, богата,— но только несчастьем страна!
Горя такого, как ныне скопилося в ней,
Горя такого еще не бывало сильней!
Вы — будто в рисе отборном плохое зерно! —
Сами от службы зачем не откажетесь вы,
Чтобы не длилось несчастье, не крепло оно?