Николай Доризо - Я сочинил когда-то песню

Ответы…
Целая тетрадь!
Да вот
куда
их слать…
Тебя я
так привыкла
ждать
Что
не могу
не ждать.

В века,
Запрятанные временем,
Когда язычник
Умирал,
В его могилу
Клалось племенем
Все,
Чем живой он
Обладал —
Кольчуга,
Лук
И стрелы меткие,
Чтоб там
Врага
он мог разить.
Убить жену,
Решалось предками,
И с ним
в могилу
положить.
Пускай
за ним
идет
доверчиво,
Чтоб быть с ним вместе,
Пусть умрет,
Ведь на земле
Ей делать нечего,
Коль он
к себе
ее зовет.
По простоте своей не ведая,
Как дик и страшен
Их закон,
Так
войны
встарь,
Поверьям следуя,
Лишали жизни
Юных жен.
Рубя
Лебяжье тело белое,
Гася
Веселых глаз
разгар,
Все то,
Что землю
светлой
делает,
Они
швыряли
мертвым
в дар.
Века
С языческими нравами
В туман забвения
ушли,
Могилы те
степными травами,
С землей сровнявшись,
поросли.
Но на Руси,
Как в старь
забытую,
Был чтим
незыблемый завет,
Коль муж
убит —
Жене
убитого
На этом свете
Места нет.
Ей
на гуляния
хаживать,
Ей
хороводы
не водить,
В монастыре
угрюмом
заживо
Ее
должны
похоронить.
Должны
ее свободу
вешнюю,
Как в цепи,
в траур
заковать,
Оставить
жизни
плоть
безгрешную,
А душу
мертвому
отдать.
Себя
бессонницами
мучая,
Удел вдовы
грустить
в ночах,
Чтоб у нее
печаль горючая
Не высыхала
на очах.
А коль она
чуть-чуть забудется,
Ей
станет на сердце
легко,
Вокруг
зашепчутся,
нахмурятся —
Ее осудят жестоко.
Нет,
Если
в завтрашнем сражении
Подкосит смерть
Меня в огне,
Я не хочу,
Чтоб в заточении
Ты горько плакала по мне,
Чтоб света белого
не видела,
Забыла все,
От всех ушла,
Чтобы судьбу
возненавидела,
Чтоб жизнь
навеки прокляла.
Нет,
если так случится
Вскорости,
Мы жизнью
жертвуем своей
Не для поминок,
Не для горестей
Любимых жен
и матерей,
А для того,
чтоб кровью
жгущею
Страданья
смыть
с лица
земли,
Чтобы победу
все живущие
За нас
отпраздновать
смогли.

Есть полоса
Над крутояром,
Черным-черна
На ней земля,
Степным пожаром
Обожжена.
Где цвел осот,
Где прежде пели
Перепела,
Где васильки
Во ржи синели —
Зола,
зола.
Но как-то раз
Сквозь пыль
И пепел,
Что сер
И сед,
Пробил
Упрямый, тонкий стебель
Лазорев цвет.
И робко вспыхнул
Светлой,
зыбкой
Голубизной.
Сверкнул,
Как первая улыбка
Вдовы седой.

Мы,
стиснув зубы, шаг за шагом
Шли на восток,
шли на восток.
Остался там,
за буераком,
Наш городок.
А боль разлуки все сильнее,
А в дальней дымке все синее
Кварталы.
А потом —
От городка
Лишь два кружка
В бинокле полевом.
Дома —
глядеть не наглядеться.
Река, сады,
картины детства
В двух маленьких кружках!
Мы городок к глазам прижали,
Мы, как судьбу, бинокль держали
В своих руках.
И тополя под ветром дрогли,
И покачнулись вдруг в бинокле
Сады и зданья все,
И только пыль
да пыль густая.
А городок
исчез,
растаял
В одной
скупой
слезе.
Бинокль…
Ты был
В походе с нами,
Ты шел победными путями
От волжского села.
На рощу,
на зигзаг окопа,
На пыльный тракт
глядел ты в оба,
В два дальнозоркие стекла.
И расшифровывались дымки,
Срывались шапки-невидимки,
В степи кивал ковыль,
И под твоим бессонным взглядом
Вдруг рыжим фрицем с автоматом
Оказывалась пыль…
Бинокль, бинокль,
какие дали
Тебя в те годы наполняли,
Какие скалы,
реки,
горы,
Дворцов готических узоры…
И сколько дальних стран легло
На круглое твое стекло,
Пока тебя я в руки взял
Здесь, у донских дорог,
Пока опять к глазам прижал
Мой городок!

— Скажи мне, товарищ,
Скажи, старшина,
За что получил ты
Свои ордена?

Три ордена Славы
Большого пути.
И веер медалей
Звенит на груди.

На знаки державные
Любо смотреть.
Хотел бы тебя я.
Как должно,
воспеть.

— От Волги
до Шпрее
Прошел я бои…
Но, честно скажу,
Ордена не мои!..
Дружок мой,
Служивый,
Окопный
Солдат…
Была гимнастерка его
Без наград.
Лишь пот
сорок первого года
На ней
В боях
проступал
И темней
и жирней.
Под Минском
из пекла
Меня
на спине
Волок он,
как мог,
По кровавой стерне…
Меня
дотащил,
А себя
не сумел.
Хоть силу
лет нá сто
Он в теле имел!
А вот не пришлось
До победы дожить
И эти награды
В боях заслужить.
Но если б меня он
Под Минском
не спас,
На мне б ордена
Не звенели сейчас.
Так чьи же награды?
Выходит — его.
Была бы
в придачу к ним
Жизнь у него!

Вдохновенье завтрашнего дня,
На каком пути ты ждешь меня:
Может, веткой где-нибудь в саду
Ты меня коснешься на ходу?
Может, майским ливнем ты придешь,
Может, в стих звездою упадешь?
Может быть, ты залетишь в мой дом
Материнским ласковым письмом?

Вдохновенье завтрашнего дня,
Может, здесь ты, близко от меня,
Или, может, в стороне другой?
Может, надо гнаться за тобой,
Может, камнем, где степная тишь,
На могиле павшего лежишь?..

Здесь, в этом пестром цветнике,
У входа в сад,
С гранатой в бронзовой руке
Стоит солдат.
Цветет петунья у сапог,
Алеет мак,
Плывет над клумбами дымок…
А было так:
Атака!
Ярость канонад.
Атака!
Пять часов подряд
От клена к явору — броском,
По зарослям —
ползком!
Лесок огнем прострочен весь,
Враги — на большаке,
Висок
в крови,
а надо лезть
С гранатою в руке
К броневику,
что перед ним
Полнеба заслонил.
И он движением одним
Что было сил
Взмахнул рукой,
шагнул…
и встал
На этот пьедестал!
Земли израненной клочок
Исчез в тот миг —
И вот у бронзовых сапог
Цветет цветник.
И бронза вечная хранит
Руки изгиб
И чуб,
что жарким ветром взвит,
Ко лбу прилип.
Недвижным,
бронзовым,
литым,
На сотни лет
Остался, может, он таким?
Но нет!
Он здесь, в толпе,
он среди нас.
Солдат-герой,
Он тоже смотрит в этот час
На подвиг свой.
Глядит
На выточенный шлем,
На блеск погон,
И невдомек ему совсем,
Что это — он!

Спешит солдат
домой
с войны,
Встречай служивого, Петровна!
Но нет
ни дома,
ни жены, —
Одни обугленные бревна.
Окошка нет,
чтоб постучать,
И крыши нет
как не бывало,
И не с кем
разговор начать,
Чтоб хоть узнать,
что с жинкой стало.
Ведро
помятое
в углу…
Не знал,
что так он к ней вернется,
Что не на фронте,
а в тылу
Снаряд
смертельный разорвется.
И вдруг
откуда-то
стремглав,
Измученная и худая,
Его,
хозяина, узнав,
Собака
выскочила,
лая.
Она неистово визжит,
Глядит в глаза
с тоской щемящей,
И руки лижет,
и дрожит,
И к обгоревшим стенам
тащит
Какой-то байковый халат.
Корзинка
Или ящик, что ли…
И замечает вдруг солдат
Трех
мокрых,
крохотных щенят,
Рожденных час назад, не боле.
И мать,
что прежде никого
К щенкам не подпускала близко,
Упорно тянет к ним его
С доверчивым и тихим визгом.
И рада так ему она
И так вокруг него хлопочет,
Как будто успокоить хочет:
А может быть,
жива жена!..
Солдат махорку достает,
Как бы почувствовав подмогу.
Послевоенный трудный год.
Жизнь начиналась понемногу.