Николай Доризо - Я сочинил когда-то песню

Полустанок степной,
Что в окне,
у виска.
И навстречу
экспресс —
«Севастополь — Москва».
А с подножек экспресса,
Хлынув
в сумрак ночной,
Разбежались
матросы
Волна
за волной.
Замелькали тельняшки,
Стала ночь
весела,
Будто
белая пена
Перрон
обдала.
Сразу
югом
дохнуло.
Юный,
шумный такой,
Он пришел,
словно праздник.
Этот поезд морской!
Но, подножки вобрав,
Будто поднятый трап,
Отошел он,
ушел,
Как военный корабль.
Стало пусто и тихо
И обидно до слез,
Будто
Черное море
Он
с собою
увез.

Не стихотворная строка,
Не заголовок —
надпись эта
Прибита к двери кабинета,
Где вход в гостиницу полка.
А утром
строгий тот начальник,
Добротный,
плотный паренек,
Принес мне в номер дымный чайник
И печь усталую разжег.
Немногословен в разговоре,
Как чин начальственный велит,
Он пол надраил в коридоре,
Посмотришь —
душу веселит!
Он сам себе дает заданья,
Закрыв служебный кабинет,
Поскольку в штатном расписанье
Ни замов,
ни уборщиц нет.
Сокращены предельно штаты,
Он на гостиницу один.
Куда-куда,
а в бюрократы
Его зачислить нет причин.
Слежу,
как трет он умывальник…
А ведь, по сути, дело в том:
Я тоже
сам себе начальник
За давним письменным столом,
И мне б
от фразы и до фразы,
Чтоб день за днем
вести свой стих,
Вот так
давать себе приказы
И выполнять железно их
И нету
большего предела
И нету
большей высоты —
Не в том ли счастье —
сделать дело.
То,
что наметил на день ты!
Вода вкусна,
и хлеб твой сладок,
И хороша твоя судьба,
Лишь наведи во всем порядок,
Как рядовой Иван Труба.

Если б не было войн на планете,
Не грозила бы странам вражда,
Я бы будни армейские эти
Все равно
сохранил
навсегда.
Сохранил бы
для жизни гражданской,
Что придет
после службы
к бойцу,
И порядок
казармы солдатской,
И увесистый шаг
на плацу.
Не для канувших в Лету
сражений,
Сохранил бы
для мирных работ
Пот
Нелегких военных учений,
Лень и праздность
смывающий пот.
Сохранил бы я
без изменения
День солдатский —
подъем и отбой,
В расписании для самомненья
Нету в нем
ни минуты одной.
Как отец,
сохранил бы любовно
Для тебя,
мой единственный сын,
Школу высшую —
беспрекословно
Подчиняться приказам старшин,
Маршировок дневную науку
И по дому вечернюю грусть.
С той далекой девчонкой разлуку
Сохранил бы
для верности чувств.
Сохранил бы любую подробность,
Вплоть до песни
в походном строю.
Сохранил бы
святую готовность
Жизнь отдать за Отчизну свою.
Пусть не будет
кордонов
и войн,
Ни единого в мире врага,
Но пускай
он останется,
воин,
Как Отечества сын —
на века.
Чтоб почтенные лауреаты,
Чтоб вожди
в государстве моем
Начинали бы жизнь,
как солдаты, —
Это им пригодится потом.

Прага.
Лейтенант-освободитель,
(Этот снимок
Вспомнился опять.)
Шесть медалей
Украшают китель,
А в улыбке —
вся Россия-мать!
Толпы
благодарного народа
Окружают радостно его.
Очень уж похож он на кого-то,
Не могу припомнить —
на кого.
Ну а может, вспоминать не надо,
Потому что он похож,
родной,
На любого нашего солдата.
Ведь, по сути,
Мог им быть
Любой.

Посмертные стихи Орлова,
Те,
что держал в столе поэт.
Его мальчишеское слово
Шло
к людям
тридцать с лишним лет.

Читаю…
Жарко встрепенулись
Года
военные
во мне.
Мы все давно
с войны вернулись,
Стихи
остались
на войне.

Они
доверчивы
и строги,
Чисты,
наивны
и мудры,
Стихи —
солдаты
той эпохи,
Неповторимой той поры.
Посмертные стихи Орлова.
От них теплее на земле.
Как он судил себя сурово, —
Их
столько лет
держал в столе.

Заметка
с траурной каймою —
Вступленье краткое к стихам,
Какою страшною ценою
Они
известны
стали
нам.

Отец и мать
Проплакали глаза —
Глухонемым
Их мальчик родился!

Ел за троих,
Крепчал,
Мужал И рос,
Но хоть одно б словечко
Произнес.

Его возили в город
К докторам,
Искали знахарей
По хуторам.

Ни медицина
И ни колдовство
Не исцелили
Немоты его.

Мать исхудала,
Извелась вконец,
И раньше срока
Сгорбился отец.

А он молчал.
Спал ночью
крепким сном,
Ел за троих
И рос богатырем.

И вот однажды
В дом вбегает сын:
— Беда!
Скорей!
Скорей!
Горит овин!

— Заговорил!
Случилось чудо с ним!
— И прежде
Не был я глухонемым.

— Но почему
Молчал ты
столько лет?
— Что говорить,
Когда причины нет.

Хватало мне
Одежды
и еды,
Судачить с вами
Не было нужды.

Поэзия!
Коль нет больших причин,
Умей молчать,
Как этот мальчик-финн.

Сказал мне кандидат наук:
Зимой ли,
вешнею порою
Прикосновенье
добрых рук
Деревья
чувствуют
корою.
Когда же тот,
кто к ним жесток,
Едва лишь
к дереву
подходит,
Как импульс,
беспокойный сок
В стволе
вибрирует,
не бродит,
Я сердцем чувствую —
он прав,
Я глажу ствол березки тонкий…
О как легко
сломать сустав
Ее доверчивой ручонке.
Очеловечиваем боль, —
Мол, только боль
людская
плачет…
Я понял,
что такое значит
Нечеловеческая боль.

Доброта
Порою,
как лосенок,
Что забрел доверчиво
В поселок.
Смотрит,
улыбается народ.
Даже те,
кто убивает зверя.
На него глядят,
Глазам не веря,—
Он ведь сам
Навстречу им идет.
Глупенький,
На тонких ножках длинных,
Ты не знаешь
Хитростей звериных
И не можешь
Обмануть картечь.
Я и сам
Лукавить не умею…
Верю,
беззащитностью своей
Ты себя сумеешь уберечь.

Отчизна!
Я горжусь тобою,
Запасом
животворных сил, —
Взят полюс
неприступный
с бою,
Тот бой со льдом
нелегким был.
Но, может быть,
еще трудней
Другой твой подвиг благородный —
Идти
к вершинам
мирных дней,
Ломая льды
«войны холодной»!

Этот город базальтовый,
Плиты
мраморных кладок —
Сын
залетных,
брезентовых
Комсомольских палаток.