Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Гора промолвила в ответ,
От старости кряхтя:
— На полчаса и тридцать лет
Ты опоздал, дитя.

Махни направо рукавом,
Коли таишь печаль.
Махни налево рукавом,
Коли себя не жаль.

По праву сторону махнул
Он белым рукавом.
Из вышины огонь дохнул
И грянул белый гром.

По леву сторону махнул
Он черным рукавом.
Из глубины огонь дохнул
И грянул черный гром.

И опоясалась гора
Ногтями — семь цепей.
Дохнуло хриплое «ура»,
Как огнь из-под ногтей.

За первой цепью смерть идет
И за второю смерть,
За третьей цепью смерть идет
И за четвертой смерть,

За пятой цепью смерть идет
И за шестою смерть,
А за седьмой — отец идет,
Сожжен огнем на треть.

Гора бугрится через лик,
Глаза слезит свинец.
Из-под ногтей дымится крик:
— Я здесь, я здесь, отец!

Гора промолвила в ответ,
От старости свистя:
— За полчаса и тридцать лет
Ты был не здесь, дитя.

Через военное кольцо
Повозка слез прошла,
Но потеряла колесо
У крымского села.

Во мгле четыреста солдат
Лежат — лицо в лицо.
И где-то тридцать лет подряд
Блуждает колесо.

В одной зажатые горсти
Лежат — ничто и всё.
Объяла вечность их пути,
Как спицы колесо.

Не дуб ли на поле сронил
Листок свой золотой,
Сын буйну голову склонил
Над памятной плитой.

На эту общую плиту
Сошел беззвездный день.
На эту общую плиту
Сыновья пала тень.

И сын простер косую длань,
Подобную лучу.
И сын сказал отцу: — Восстань!
Я зреть тебя хочу…

Остановились на лету
Хребты и облака.
И с шумом сдвинула плиту
Отцовская рука.

Но сын не слышал ничего,
Стоял как в сумрак день.
Отец нащупал тень его —
Отяжелела тень.

В земле раздался гул и стук
Судеб, которых нет.
За тень схватились сотни рук
И выползли на свет.

А тот, кто был без рук и ног,
Зубами впился в тень.
Повеял вечный холодок
На синий божий день.

Шатало сына взад-вперед,
Он тень свою волок.
— Далек ли путь? — пытал народ.
Он отвечал: — Далек.

Он вел четыреста солдат
До милого крыльца.
Он вел четыреста солдат —
И среди них отца.

— Ты с чем пришел? — спросила мать.
А он ей говорит:
— Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит.

И встала верная жена
У тени на краю.
— Кто там? — промолвила она. —
Темно. Не узнаю…

— Кто там? — твердит доныне мать.
А сын ей говорит:
— Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит…

— Россия-мать, Россия-мать, —
Доныне сын твердит, —
Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит.

Глядишь на небо в час ночной.
Скажи, о чем твой вздох глухой?
Кого любил, того забудь, —
Того насквозь прошел твой путь.
Рожденный женщиной земной,
Ты не заметил ничего,
Что стоит взгляда одного
На эти звезды в час ночной…

Пошла ты по красному лету
И встретила вихрь столбовой.
Блуждал он по белому свету,
А ты ему крикнула: — Стой!

За эту великую дерзость
Понес он тебя кувырком.
Морщинами тело изрезал
И волосы спутал клубком.

С обрывками старой газеты
И с пылью в холодном краю
Смешал и развеял по свету
Он детскую душу твою.

Он взял чемодан из фанеры
И самый дешевый билет.
Где-то на Сахалине
Канул на много лет.

Шляпу надел. Утратил
Провинциальный стыд.
Как соловей-разбойник,
Зуб золотой блестит.

Невеста и мать увяли,
Когда он богатым стал,
А младший брат отвернулся,
Поскольку ворон считал.

И вот в дорогом вагоне
За дорогой билет
Назад старший брат отпрянул,
Смотрит — а дома нет.

Душа перед ним возникла,
Угасшая, как закат.
— Тьфу, тьфу, — через зуб он сплюнул, —
А где же мой младший брат?

— Не знаю… — А что ты знаешь?
— Что я у тебя одна.
— Я взял бы тебя с собою,
Но женщина — не верна.

Он свистнул друзей забытых —
Залаяли псы на, свист.
Навстречу никто не вышел,
И в воздухе свист повис.

Он шляпу свою оставил
И зуб золотой загнал.
Еле наскреб на дорогу,
Скверней которой не знал.

Прошла седина сквозь годы.
Забылся он странным сном,
Что разгребает щебень
Там, где стоял их дом.

Хватил каблуком о землю.
— Куда меня черт занес! —
И, вихрь подымая, поезд
Обратно его повез.

Он ехал. Но путь обратный
Такой получил разгон,
Что с воем и свистом мимо
Промчался его вагон.

Да! С воем и свистом мимо
Промчался его вагон.
Успел он заметить женщину,
В которую был влюблен.

Едва он успел заметить
Вернейшую из теней,
Ее отшвырнуло вихрем,
И он позабыл о ней.

На мысли о младшем брате
Себя он хотел поймать…
Но правду о младшем брате
Вам еще рано знать.

Гитара-балалайка,
Победная струна.
Достань гостям, хозяйка,
Зеленого вина.
Я топну, перетопну
С пятки на носок.
Я хлопну, перехлопну
Запад о восток.
Пускай шумит хозяин,
Пустая трын-трава.
Ребята, мы гуляем
До самого утра.
А чтобы спозаранку
Не шибко горевать,
Мы старую гулянку
Не станем продлевать.
А головой качнем
И новую начнем.
Мы топнем, перетопнем
С пятки на носок.
Мы хлопнем, перехлопнем
Запад о восток.

Околдовали яблоню в тиши
Дремотные видения души.
Но вдруг из сада столб огня взвился,
То яблоко упало — в небеса.
Поодиночке яблоки взлетали —
Огня и аромата вертикали.

Все улетели, но одно осталось,
Со мною расставаться не решалось.
В нем маленькая фурия сидела
И, не мигая, на меня глядела.

Душою я невольно потянулся
За яблоком. Чего она глядит?
Но впал я в сон и больше не проснулся…
А яблоко возьмите, улетит.

На хворостине я въехал на гору Парнас,
Слышал Гомера, но тот оборвал свой рассказ.

Это молчанье стоит до сих пор на земле.
— Дать ему слово! — сказал чей-то голос во мгле.

Тут хворостина возьми и заржи — в ассонанс
Ей по ошибке откликнулся сонный Пегас.