Антология - Советская поэзия. Том второй

Под своей шершавой декой звон мечей и стук подков,
Имена батыров славных я донес из тьмы веков,
Храп коней и топот битвы, оперенный шелест стрел.
Только, жизнью умудренный, молодел, а не старел!

Из урючины душистой я оструган и долблен.
Я прошел, не унывая, сквозь рогатины времен.
Я узнал иные песни, к новым пастбищам спеша,
Зазвучала по-иному деревянная душа.

Только вслушайся! Немало струны в памяти хранят
Снежных фуг, симфоний горных, золотых степных сонат»
Голос мой звучит со сцены, а не только у костра.
Подпевает мне порою скрипка — чуткая сестра.

Переняв мои мотивы, вторят песням тут и там
Сотоварищи в искусстве — арфа, домра и дутар.

Я — комуз, не все открыты клады те, что я таю.
Ветер будущей эпохи тронул струны — я пою.
Нет, не руки комузиста прикасаются к струне —
Ветер странствий, ветер звездный в эти дни гудит во мне.

Подождите! Мало, мало инструментом быть земным!
В звездный век и я в ракете улечу к мирам иным.
И мелодия комуза, не забытая в веках,
Зазвучит на дальних трассах, даже в звездных облаках.

Он родился как раз весной,
Той благодатною порою,
Когда холмы — в траве густой,
И небо брызжет синевою.

И рядом — мать, добра, нежна.
Спал на джайлоо он блаженно.
Во сне зеленая луна
Над ним всходила неизменно.

Мать отойдет недалеко,
И он уже скорее к маме,
Взахлеб густое молоко
Сосет капризными губами.

Опять весне приходит срок.
Серпок луны подвешен, тонок.
Стоит уныло стригунок —
Тот прошлогодний жеребенок.

Ну, как же все ему понять?
Он запах матери вдыхает.
Припасть бы к вымени, но мать
Его без жалости лягает.

«Лишь я твой баловень один,
Дай молока мне всласть напиться!» —
Капризничает новый сын,
Толкаясь в брюхо кобылицы.

Травы не видя возле ног.
Понурив шею виновато,
Припоминает стригунок,
Как жеребенком был когда-то.

Все не так, на твой взгляд. Ты все время ворчишь:
Вешний ветер тебе — будто стужи дыханье,
Смелый сокол парит — недовольно бурчишь,
Жаворонок звенит — снова слышно ворчанье.

Небо хмурое — вновь раздражаешься ты.
Не оно ли должно быть по нраву тебе бы?
Ты грозу проклинаешь до хрипоты,
Но не рад ты и солнцу средь ясного неба.

Ты о горе трубишь со спокойной душой,
Но и счастье всегда ты встречаешь бесстрастно.
Что же нужно тебе?…
Ну, а нам хорошо
Нашу землю суровую делать прекрасной!

Так плетешься ты в жизни, брюзга-нелюдим.
Наши светлые дни видишь в сумрачном свете.
Это ты виноват, если мнится иным,
Что еще много темного есть на планете.

Планеты все, знакомиться нам время —
Соседи мы по солнечной системе.

Моя страна — от имени Земли —
Готовит к вам ракеты-корабли.
Не бог, а наш народ, подобно богу,
Протянет руку дружбы вам — дорогу.
Не я — так сын дойдет до тех высот,
До вас пшеницу в зернах довезет.
Мы вас снабдим всем дорогим и лучшим
И даже наши песни петь научим.
Планеты все, знакомиться нам время —
Соседи мы по солнечной системе,
И на Земле мы — за добрососедство.
Мы обещаем вам — найдутся средства
Мир оградить — от имени Земли
И в гости к вам готовить корабли.

Ярмо не из легких — доброе имя,
Надеюсь, я мужественно тянул.
Горжусь я порой плечами своими:
Их камень усталости не согнул.

Я слабость минутную наземь бросал,
Лишь правду и мужество в песнях любя.
И вот мне открылось: о чем ни писал,
Все песни — во имя тебя!

А ведь что-то вершится без моего участья:
кто-то рождается, настигает кого-то смерть,
грохочут праздники, тихо вползают несчастья,
ливни и засуха, оцепененье и смерч,

раковины на дне океанском мерцанье,
тонкое пение спутника с высоты…
Где-то тянутся двое друг к другу сердцами,
благоухают в лугах на рассвете цветы…

От улыбки — до ярости, от рассвета — до ночи,
от хребтов голубых — до бездонного дна своего
мир бескрайний раскинулся. Он поет и грохочет.

Как бы мне охватить целиком, безраздельно, его?
Как осмыслить все это, связать эти пестрые части?

Научи меня, век, и своим озареньем коснись…
В мире что-то вершится без моего участья.
Вот поди ж ты не мучайся,
вот попробуй-ка тут отмахнись!

Мысль странная преследует меня:
печалюсь я о мне не данной жизни.
Не потому, что на свою ропщу
или судьбою был бы недоволен.
Жизнь изменить свою имеешь право:
заняться новым делом, переехать
куда-нибудь, жениться, развестись
иль докторскую степень получить.
Все это можно…
Но, скажите, как
мне быть, когда заманчивого столько
и выбор так прекрасен и богат,
а выбирать возможно лишь одно —
один лишь путь, одну судьбу на свете —
«ту», а не «эту», что уже другому
досталась и навек принадлежит,
а для тебя она покрыта тайной…

За судьбами слежу я жадным взором,
печалюсь я о мне не данной жизни.

Собираюсь жить! Очи видят свет,
Сила есть, и ум не теряет нить…
Сколько уже лет, сколько долгих лет
Собираюсь жить, собираюсь жить!

Собираюсь жить! Сборам нет конца.
Собираюсь все и не соберусь.
Тают в кулаке, вроде леденца,
Сладость детских дней, молодости вкус.

Так и не успел радости вкусить,
Краткий мой апрель, маем ты не стал.
Я существовал, но не начал жить,
И под небом я места не сыскал…

Господи, скажи — до каких мне пор…
Кажется, уже старость у дверей…
И бегут за мной с воем волчьих свор
Тысячи надежд юности моей.