Антология - Советская поэзия. Том второй

Наш с тобой мир лучше всех миров.
Наш с тобой кров — самый прочный кров.
То, что для страны или для народа, —
Это хорошо! И не надо слов…

Как сладко пахнет щедрая земля!
Как властно манит влажный пряный запах!
Могучий зов душистых трав и злаков
Моей душе понятней вещих знаков —
Его я слышу, где бы ни был я…
Как пряно пахнет щедрая земля!

Ни храмам, ни дворцам не поклоняюсь,
А ей — поклон, а ей — поклон земной.
Молитвенно в печалях припадаю
Горячим лбом к груди ее святой
И, вечным поклонением возвышен,
Сквозь шум ветров земли признанье слышу,
Что я от плоти сын ее родной,
Что я с ней связан общею судьбой,
И доли этой нет на свете выше!

В арку радуги влетела птица серая —
На мгновенье стали радужными перья;

Молния по небу пробежала —
Синей птица серенькая стала;

Полыхнула пламенем зарница —
Алой стала серенькая птица;

Утомилась и в тени присела —
И увидели все люди: птица серая.

И сжалилось, и разразилось,
Дождем упало на сады,
И ожило, и увлажнилось
Все, что страдало без воды.

А в небе, тая дымкой серой,
Светло и радостно плыла
Та, что без счета и без меры
Себя до капли отдала.

Кем я был на войне?
Полузрячим посланцем из тыла,
Забракованный напрочно всеми врачами земли.
Только песня моя с батальоном в атаку ходила, —
Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли.
Я подслушал в народной душе эту песню когда-то
И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей: — Лети! —
И за песню солдаты
встречали меня, как солдата,
А враги нас обоих старались убить на пути.

Что я делал в тылу?
Резал сталь огневыми резцами.
Взявшись за руки,
в тундре шагали мы в белую мглу.
Город строили мы, воевали с водой и снегами.
С комсомольских времен
никогда не бывал я в тылу.

Дай же силу мне, время,
сверкающим словом и чистым
Так пропеть, чтоб цвели
небывалым цветеньем поля,
Где танкисты и конники
шляхом прошли каменистым,
Где за тем батальоном дымилась дорога-земля.

Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей:
Может, крылья сложишь
Посреди степей.

Вьется пыль под сапогами
степями,
полями,
А кругом бушует пламя
Да пули свистят.

Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Выстрел грянет,
Ворон кружит,
Твой дружок в бурьяне
Неживой лежит.

А дорога дальше мчится,
пылится,
клубится,
А кругом земля дымится —
Чужая земля!

Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Край сосновый,
Солнце встает,
У крыльца родного
Мать сыночка ждет.

И бескрайными путями —
степями,
полями —
Всё глядят вослед за нами
Родные глаза.

Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Снег ли, ветер
Вспомним, друзья.
…Нам дороги эти
Позабыть нельзя.

Забота у нас простая,
Забота наша такая —
Жила бы страна родная,
И нету других забот!

И снег, и ветер,
И звезд ночной полет…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовет.

Пускай нам с тобой обоим
Беда грозит за бедою,
Но дружба моя с тобою
Лишь вместе со мной умрет.

Пока я ходить умею,
Пока глядеть я умею,
Пока я дышать умею,
Я буду идти вперед!

И так же, как в жизни каждый,
Любовь ты встретишь однажды, —
С тобою, как ты, отважна,
Сквозь бури она пойдет…

Не думай, что все пропели.
Что бури все отгремели.
Готовься к великой цели,
А слава тебя найдет!

И снег, и ветер,
И звезд ночной полет…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовет.

Высоки были стены, и ров был глубок.
С ходу взять эту крепость никак он не мог.
Вот засыпали ров — он с землей наравне.
Вот приставили лестницы к гордой стене.
Лезут воины кверху, но сверху долой
Их сшибают камнями, кипящей смолой.
Лезут новые — новый срывается крик.
И вершины стены ни один не достиг.
— Трусы! Серые крысы вас стоят вполне! —
Загремел Александр. — Дайте лестницу мне! —
Первым на стену бешено кинулся он,
Словно был обезьяною в джунглях рожден.
Следом бросились воины, —
как виноград, —
Гроздья шлемов над каждой ступенью висят.
Александр уже на стену вынес свой щит.
Слышит — лестница снизу надсадно трещит.
Лишь с двумя смельчаками он к небу взлетел,
Как обрушило лестницу тяжестью тел.
Три мишени, три тени — добыча камням.
Сзади тясячный крик:
— Прыгай на руки к нам! —
Но уже он почувствовал, что недалек
Тот щемящий, веселый и злой холодок.
Холодок безрассудства.
Негаданный, тот,
Сумасшедшего сердца слепой не расчет.
А в слепом не расчете — всему вопреки —
Острый поиск ума, безотказность руки.
Просят вниз его прыгать? Ну что ж, он готов, —
Только в крепость, в толпу озверелых врагов.
Он летит уже. Меч вырывает рука.
И с мечами, как с крыльями, два смельчака.
(…Так, с персидским царем начиная свой бой,
С горсткой всадников резал он вражеский строй
Да следил, чтоб коня его злая ноздря
Не теряла тропу к колеснице царя…)
Но ведь прошлые битвы вершили судьбу —
То ль корона в кудрях, то ли ворон на лбу.
Это ж так, крепостца на неглавном пути,
Можно было и просто ее обойти,
Но никто из ведущих о битвах рассказ
Не видал, чтобы он колебался хоть раз.
И теперь, не надеясь на добрый прием,
Заработали складно мечами втроем.
Груды тел вырастали вокруг.
Между тем
Камень сбил с Александра сверкающий шлем.
Лишь на миг опустил он свой щит. И стрела
Панцирь смяла и в грудь Александра вошла.
Он упал на колено. И встать он не смог.
И на землю безмолвно, беспомощно лег.
Но уже крепостные ворота в щепе.
Меч победы и мести гуляет в толпе.
Александра выносят. Пробитая грудь
Свежий воздух целебный не в силах вдохнуть…
Разлетелся быстрее, чем топот копыт,
Слух по войску, что царь их стрелою убит.
Старый воин качает седой головой:
«Был он так безрассуден, наш царь молодой».
Между тем, хоть лицо его словно в мелу,
Из груди Александра добыли стрелу.
Буйно хлынула кровь. А потом запеклась.
Стали тайные травы на грудь ему класть.
Был он молод и крепок. И вот он опять
Из беспамятства выплыл. Но хочется спать…
Возле мачты сидит он в лавровом венке.
Мимо войска галера плывет по реке.
Хоть не ведали воины точно пока,
То ль живого везут, то ль везут мертвяка,
Может, все-таки рано им плакать о нем?
Он у мачты сидит. И молчит о своем.
Безрассудство… А где его грань?
Сложен суд, —
Где отвага и глупость границу несут.
Вспомнил он, как под вечер, устав тяжело,
Войско мерно над черною пропастью шло.
Там персидских послов на окраине дня
Принял он второпях, не слезая с коня.
Взял письмо, а дары завязали в узлы.
— Не спешите на битву, — просили послы. —
Замиритесь с великим персидским царем.
— Нет, — сказал Александр, — мы скорее умрем.
— Вы погибнете, — грустно сказали послы, —
Нас без счета, а ваши фаланги малы. —
Он ответил:
— Неверно ведете вы счет.
Каждый воин мой стоит иных пятисот. —
К утомленным рядам повернул он коня.
— Кто хотел бы из вас умереть за меня? —
Сразу двинулись все.
— Нет, — отвел он свой взгляд, —
Только трое нужны. Остальные — назад. —
Трое юношей, сильных и звонких, как меч,
Появились в размашистой резкости плеч.
Он, любуясь прекрасною статью такой,
Указал им на черную пропасть рукой.
И мальчишки, с улыбкой пройдя перед ним,
Молча прыгнули в пропасть один за другим.
Он спросил:
— Значит, наши фаланги малы? —
Тихо, с ужасом скрылись в закате послы.