Лаэрт Добровольский - Стихи о главном

Так метка с запёкшейся кровью
Запомнится долго над бровью.

Ещё мы здесь… Сквозь стёкла старых
рам
Привычной жизни проникают звуки
Начала дня арпеджио и гамм —
Все эти лязги, скрежеты и стуки.

Мы здесь… Но те – глядят с высоких стен,
с портретов охраняя дух жилища —
В борьбе мировоззренческих систем
Они ушли, а мы всё так же ищем

Прямой Ответ на Основной Вопрос,
Нам жизни нет без этого ответа —
Двадцатый век, как видно, не дорос,
А двадцать первый – как тоннель без
света;

Но, чуть заметён, в нём мерцает свет
И наша жизнь его мерцаньем длится:
Из прошлого немеркнущий Завет —
С высоких стен взыскующие лица.

Этой ветви упругая стать так прекрасна…
Только женщина может блистать так опасно:
Красота на пределе границ напряжений
Устоит ли пред тысячью лиц разрушений…

Дети Космоса, в смутах Времён и Пространства
Мы давно друг от друга не ждём постоянства.
Постоянны в одном: каждый раз, умирая.
Нам бы видеть: открыты для нас двери рая,

И в раю – тот же свет, тот же цвет, та же ветка
И на ветке, как дальний привет, та же метка.
Сон румяных плодов-сосунков безмятежный
И под яблоней трав-ползунков шелест нежный..

Триединую сущность свою раздирая.
Нам стоять суждено на краю то ли рая.
То ли ада с кипящим котлом посредине.
Всё надеясь осмыслить потом воедине.

Послушай: Женщина поёт…
О, так – давно она не пела:
Душа ли просится в полёт
Иль жизни радуется тело?

Как птица певчая, она
Поёт, легко паря над бытом,
И вновь забыты времена.
Когда она почти убита.

И песни дивная краса
Тебе откроется не сразу.
Как в свете солнечном роса
Сверкнёт, подобная алмазу.

Послушай, женщина поёт,
А слёзы топчутся в гортани.
Так сердце к счастью вопиет
И душу слушателя ранит!..

Масть самки самости маститого поэта —
В строках, подобных льдинам, вышедшим
из поля
К свободе – в кандалах, где в рамках формы —
воля
Беспамятства о дольних таинствах сонета.

О край строки эпоха рвёт свои тенёта;
Какая для строки быть может выше доля?
Летящая строка без визы, без пароля —

Ещё один комар в объятьях Интернета.
Восстав из праха, ты, поэт, вернёшься в прах.
Но свет твоей строки, поправшей рабский страх —

Земного бытия иное продолженье.
К воронке Времени спешат песчинки лет.
На основной вопрос у каждой – свой ответ.
Но дерзкая строка всё ищет подтвержденье.

«Сонет почил», нередко говорят
На сходках поэтического света.
Я – дорожу канонами сонета:
В нём дальних звёзд светильники горят.

Вобрать в себя готова всё подряд
Бесформица в бескормицу поэта.
Средь многих форм ищу анахорета.
Чей в должной мере выдержан наряд.

Где формы нет – там для стиха могильник:
Напрасен в нём изысканный светильник —
Он только ярче выявляет крен

В конструкции, где с трещиной основа,
С терцетом не в гармонии катрен
И гибнет поэтическое слово.

Бежишь, взлететь готовая,
У Зимнего дворца,
И – эра жизни новая
У твоего отца.

Над аркой штаба Главного
Узду квадрига рвёт.
Пространство плана плавного
Надвинуто вперёд…

Но, лошади! Ах, лошади!
Куда несётесь вы:
Там, за простором площади.
Холодный блеск Невы.

А ты бежишь, не ведая
Про близость колесниц,
И тает пена белая
На ярких иглах спиц.

Весёлый флаг полощется.,
И ты на много лет
Останешься на площади
Шлёпками сандалет.

Наверное, людям на диво
К морозным узорам стекло
Готовилось неторопливо —
И вот, наконец, истекло

Безвременье и беспогодье.
Томившее нас до поры…
Зима натянула поводья
И – повеселели дворы.

От снега и солнца хмельная.
Стоит, подбоченясь, изба;
Играет в лучах пропильная
Окладом на окнах резьба.

Пройду и вернусь не случайно:
Узоров таких на окне
Не часто увижу, где тайно
Сюжеты слетают ко мне.

За лапой диковинной ели.
Застывшей на хрупком стекле.
Снегурочку вижу и Леля,
И Бабу-Ягу на метле.

Вот профиль неловкой пичуги.
Попавшей в глухой бурелом,
И звонкие кольца кольчуги,
И русский былинный шелом…

А дальше – нежней и напевней
И тоньше узорный хаос.
Размашисто в русской деревне
На окнах рисует мороз.

Причудлив порою морозной
Декабрьских фантазий полёт:
То грустной и нежной, то грозной
Отчизна моя предстаёт.

Убегу за лесные кордоны.
За глухие снега убегу.
Анальгины и пирамидоны
До грядущих хвороб сберегу.

Дам мощам костенеющим роздых.
От пустой суеты отрекусь;
Поменяю и воду, и воздух,
И страну под названием Русь —

Царство рюмок, стаканов и стопок
(О, родимое, в полной красе) —
На безмолвье заснеженных сопок
И немолчные трассы шоссе.

Дней безудержна мелкая морось:
Бьёт с извечной издёвкой в лицо,
И покой безмятежный, и скорость
Воедино смыкая в кольцо…

Не тревожьте меня, не тревожьте.
Зимним утром плечо тормоша —
Лучше душу мою растаможьте:
Тело ноет, а плачет – душа.

Мышцы сонные несмело
Разминая, день встаёт.
На лице белее мела
Снега первого налёт.

В лёгкой дрёме занавеска —
Не пугает шорох шин,
И – ни рокота, ни треска
Мотоциклов и машин.

За стеклом оконной рамы.
Задубевшее к утру.
Отбивает телеграммы
Полотенце на ветру.

Резче тень от табуретки:
Словно в фотомастерской
Проявляется в кюветке.
Проступает день деньской.

И берётся за работу.
На художества горазд —
В чёрно-белоснежном фото
Так значителен контраст!

Жизнь идёт на фоне белом,
Наползающем в проём.
Со своим привычным делом,
С вездесущим вороньём.

И, как будто чем встревожен.
День далёк от зимних нег…
Осторожен, ненадёжен
Этот самый первый снег.