Лаэрт Добровольский - Стихи о главном

Не кирпичной пылью красной
Здесь упитана земля,
Речью гневной, речью страстной
Расшумелись тополя,

Прислонившись кроной к кроне,
Словно в сговоре каком,
Или в тайной обороне
Ожидая бой с врагом.

У божественной святыни
Взор свободней и смелей,
Чем у выступившей ныне
Строчке блуда на стене.

Как в насмешку дням кровавым.
Отлетевшим в даль времён.
На стене ПОБЕДА KNAUF
Голубым горит огнём.

Не зелёным и не красным.
Никаким другим-иным:
Мирно-ласковым, прекрасным.
Безмятежно-голубым…

Я – и KNAUF. Третий – лишний..
Я – и надпись на стене…
Говорят, сегодня Ницше
Поднимается в цене…

Одичало ржавым ворсом
Травы с небом не в ладу.
Атакуемый вопросом.
Безответен, я иду.

А вопрос толкает драться
Или – в лестничный проём:
Как же так паскудно, братцы.
Мы Победу продаём?

Звуки траурного марша
Над могилами звучат.
Кирпичи, как пачки фарша,
В штабелях кровоточат.

Над Ижорой, по-над речкой
До сих пор руин не счесть…
Речь немецкая овечкой
Ходит нашу травку есть.

Щиплет травку вроде боком.
Сознавая, что в гостях —
Но пощипывает током
Дом, стоящий на костях:

В двадцати шагах отсюда
Спит Ижорский батальон,
И сигналит, словно зуммер,
Неистлевший медальон.

Медальонам счёт неведом?
Похоронкам счёт забыт?
В сочетании с Победой
Вводит KNAUF новый быт?..

В подворотне лает Жучка.
По реке плывёт топор.
В переводе KNAUF – «ручка»
Означало с давних пор…

Помнит горькое Победа,
Не укроет никуда —
Расстреляли людоеда
Здесь, на улице Труда…

Исстрадались в горе вдовы.
Смотрят в прошлое, назад.
Где ни дня без крови новой
Не держался сущий ад.

В царстве скверны и бедлама
Лишь осталось – позови! —
Стать прислугой в храме Хама
Храма KNAUF-на-Крови…

Не случайно веет кровью
С наступающей грозой…
Ветеран поводит бровью —
Совладать бы со слезой…

Кто печаль его измерит.
Кто узнаёт по глазам?
Эх, Москва слезам не верит.
Питер верит ли слезам?!.

Так быстро дни летят за днями,
А всё забыть я не могу:
Стихией вырванный с корнями.
Лежал сосняк на берегу.

Горел закат над полем брани —
Событий горестных причал
Весь искорёжен, весь изранен.
Неузнаваемый, молчал.

А там, за мёртвыми стволами.
Не отводя от павших взор.
Стоял, не сломленный ветрами.
Спасённый бор.

Баю-баюшки-баю,
Твой отец убит в бою
И не ведает о том.
Как от горя чёрен дом.

Как на мир глядит едва
Неутешная вдова.
Как ей тошно всё вокруг.
Дело валится из рук.

Не даёт житья малец:
– Что не едет наш отец?
И ответить не легко.
Что он слишком далеко:

Ближе Солнце и Луна,
Чем отцовская страна —
Во чужом лежит краю,
А душа его в раю.

Твёрд и холоден гранит
И звезда над ним горит:
– Ты меня не забывай…
Баю-баюшки-бай-бай.

Знать, за то и мне дана
Ледяная седина.
Что сынок убит в бою…
Баю-баюшки-баю.

Эти взгляды скорбные пойму —
Каждый взгляд в душе тревогу множит:
Поколенье вынесших войну
На коленях славный путь итожит;

И, взывая к милости Христа,
Всё поклон творит неутомимо.
Осенив знамением креста
Толпы, проносящиеся мимо.

Помнит свет победного огня —
Пела жизнь, вином алела скатерть…
Скорбным духом обдаёт меня
Эта нескончаемая паперть.

Не под грузом боевых наград
Поколение свои сгибает спины;
Дней позора Родины парад —
Действия замедленного мины.

Я – быдло, ты – быдло, мы – быдло..
Куда бы ни глянули – стойло…
За долгие годы обрыдло
Информационное пойло

Усердное – в наших кормушках.
Навязчивое – по сусекам
Затем, чтоб ходить в побирушках
Могли по царям и генсекам,

В привычном жевании жвачки.
Склоняя покорные выи.
Стыдливо тая, как подачки.
Награды свои боевые:

А вдруг да и вскинутся разом.
Магическим вспыхнут сияньем,
Смущая разбуженный разум.
Прикормленный подаяньем?

За Родину гнили в траншее.
Штыками ломали границы…
Звенит колокольчик на шее.
Не даст никому заблудиться.

Всё бы он убегал, всё бы ехал.
Всё бы мысленно мчался вперёд.
Только детства блокадного эхо
Убежать от себя не даёт:

Вместе с летним раскатистым громом
Пробуждаясь, стремится за ним —
За каким оно прячется домом.
За подъездом притихло каким?

Подгоняющий белые ночи
В тёмный морок осенних дождей.
Он голодную зиму пророчит
Вопреки завереньям вождей.

Верный памяти злой, безотрадной.
Выбираясь на Невский порой.
Повинуясь привычке блокадной.
Безопасной бредёт стороной…

По своей Петроградской родной стороне
Я нередко бреду иностранцем:
Здесь так многое внове, как будто во вне
Жил я, выброшен протуберанцем.

Но своей Петроградской родной стороне
Буду верен до крайнего срока:
Наши связаны судьбы родством
по войне.
Мы едины единым истоком.

Тот исток – как зарок, как закон, как порог.
От него в наше завтра дороги:
«До» – истоку название. Русский
предлог —
До войны… До беды… До тревоги…

Вот ещё незнакомый я вижу фасад.
Появившийся старого возле.
Память к «До» меня тянет упорно назад,
А фасад снова тянет к «После»…

Сердцем отойти давно бы надо
От блокадной стужи и тоски.
Только слово хлёсткое «блокада»
Вновь сжимает сердце как тиски.

Сколько в жизни новых впечатлений
Впору всё прошедшее забыть,
В толчее средь новых поколений
Постараться современным быть.

Но опять идём, не зная броду.
Мы – своих невольники преград:
Горожанин рвётся к огороду.
Каждой грядке, как находке, рад.

И блокадным горожанам старым
Памятнее той поры слова.
Что всего с одной восьмой гектара
Хватит овощей семье сполна.