Array Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

Мне горько быть наследником в роду.
Видать, везенье увезли цыгане.
И перед смертью — ведаю заране! —
На собственном замерзну холоду!

Я лгал, что делом инженерным занят,
По Лондонам и Дублинам спеша.
Старушка-нищенка — моя душа —
За подаяньем Счастья руку тянет.

Корабль, не направляйся в Порт-Саид!
Плыви уж сразу к дальнему Китаю!
Я в смокинг-рум'е время коротаю,
Со мною — граф (болтун и сибарит).

Зазря к Востоку плавал я, похоже.
Печально, что ни сил, ни денег нет.
Я есмь сомнамбулический поэт
И монархист, но не католик все же.

Вот так и жить с людьми бы, в их числе,
И не вести бы счет любой банкноте!
Однако нынче я в конечном счете
Всего лишь пассажир на корабле.

Я неприметней всех людей на свете.
Скорей слугу заметишь вон того,
Как жердь, сухого, — посчитав его
Шотландским лэрдом (правда, на диете).

Нет дома у меня. Растрачен пыл.
Скабрезный тип, помощник капитана,
Видал, как я иду из ресторана
Со шведкою… и сплетню распустил.

Кому-нибудь я поломал бы кости
В один прекрасный днесь и повод дал
Для разговора бы, что вот, скандал…
Нет, выше сил молчать, кипя от злости.

Я целый день курю и что-то пью
Американское, тупея разом.
Что выпивка! Поддерживал бы разум
Похожую на розу жизнь мою!

Ложатся долгой чередою строки,
Талантик мой, как вижу, мне не впрок.
Вся жизнь моя — убогий хуторок,
Где дух изнемогает одинокий.

Британцы — хладнокровнейший народ.
Спокойнейший. Подобных в мире нету.
Для них судьба ясна: подбрось монету —
И счастье к одному из них придет.

Но я — из той породы португальцев,
Что без работы, Индию открыв,
Остались. Правда, я покуда жив,
Но только смерть — удел таких страдальцев.

А, дьявол побери весь белый свет!
Наскучила и жизнь, и обстановка.
Мне мерзок стал Восток. Он — как циновка,
Скатать ее — всех красок нет как нет.

И снова опий. Бесконечно жуток
Долг проползти сквозь столько дней подряд,
А тех благонадежных, что едят
И спят в одно и то же время суток, —

Побрал бы черт! Но вся моя беда —
Расстройство нервов, безнадежно хворых.
Кто увезет меня в края, в которых
Я захочу остаться навсегда?

Увы! И сам томленья не отрину!
Мне стал бы нужен опий, но иной —
Что в краткий миг покончил бы со мной
И в смерть меня вогнал бы, как в трясину!

О лихорадка! Это ль не она?
Нет, в самом деле, это лихорадка.
Жизнь длится от припадка до припадка,
Что ж, истина открылась — хоть одна.

Настала ночь. Рожок зовет на ужин.
Общественная жизнь — всего важней!
Блюди, блюди чередованье дней
Вот так-то! И хомут тебе не нужен!

Нет, вряд ли это все мне с рук сойдет.
Увы — не обойтись без револьвера,
И лишь тогда вернется в сердце вера
И, может быть, закончится разброд.

Кто взглянет на меня, сочтет банальной
Всю жизнь мою… Ах, мой наивный друг…
Ведь это мой монокль на все вокруг
Глядит с усмешкой неоригинальной.

Любое сердце сгинуло б давно,
Лишь встретившись с моим астральным мраком.
Сколь многим под таким же точно фраком
Мой вечный страх скрывать не суждено?

Еще хотя б настолько я снаружи
Изящно сложен был, как изнутри!
Скольжу в Мальстрем, — увы, держу пари,
Что я хочу скользить в него к тому же!

Я лишний человек, и в этом суть.
Пускай протерт рукав, засален лацкан,
Но ты, мечтой высокою заласкан,
С презреньем можешь на других взглянуть!

Мне хочется порой завыть от злобы,
Кусать и грызть свои же кулаки.
Да, это было б нормам вопреки
И зрителей почтенных развлекло бы.

Абсурд, на сказочный цветок похож
Той Индии, которой нет в помине
В морях Индийских, — мне зажегся ныне.
Спаси меня, Господь, иль уничтожь!

Лежать бы, ничего не замечая
Здесь, в кресле, — а конец для всех един.
Я по призванью — истый мандарин,
Но нет циновки, полога и чая.

Ах, как бы очутиться я хотел
В гробу, в могиле, под земным покровом.
Жизнь провоняла табаком лавровым.
Куренье — мой позор и мой удел.

Избавь меня, о Боже, от обузы
Всей тьмы, скопившейся во мне, внутри!
Достаточно комедий! Отвори
Моей душе спасительные шлюзы!

Я жалок, я ничтожен и смешон,
Безмерно чужд и целям и заветам —
Как все: один их начисто лишен,
Другой, быть может, ищет их — да где там!

Пускай влекусь к добру — по всем приметам
Дурной дороги выбор предрешен.
Плетусь, как призрак, — наг, опустошен
И ослеплен потусторонним светом.

Все то, во что я верю, — чистый вздор,
Приемлю скромно жизнь мою простую —
Пишу стихи, вступаю в разговор.

Оправдываться? Боже сохрани!
Менять натуру? Все одно впустую.
— Довольно, сердце: хватит болтовни!

Теурги, духи, символы наук…
Слова, слова — пустые оболочки.
А я сижу на пристани, на бочке,
И вижу только то, что есть вокруг.

Все понимать — нелегкая задача.
А пусть и так. Что, впрочем, за нужда?
Грязна и холодна в реке вода.
Вот так живу я, очень мало знача.

О мир подлунный, узел суеты!
Какое же терпение благое
В руках того, кем расплетаем ты?

И предстает пред нами все как есть.
Во что играть? В любовь, во что другое?
Что до меня — я с бочки должен слезть.

Струись и к морю увлекай, река,
В душе моей скопившуюся скуку!
Какое «увлекай»!.. На боль, на муку
Тебе, река, плевать наверняка.

Вслед за ослом трушу вдоль большака.
Никак не хочет жизнь постичь науку:
Названья не давать пустому звуку
И на мираж не вешать ярлыка!

Гостеприимный Фернесс! На три дня
Наедине с тобой, как в тесной клетке,
Свели дела проклятые меня.

Уеду, — гость презрительный и редкий
(Струись и ты, привычек не сменя), —
Стряхнув на воду пепел сигаретки.

Расчет перепроверив десять раз,
Я сдал его. Теперь все ясно, просто.
Моя душа — подобие помоста,
Где выставлена муха напоказ.

Я завершил детальнейший анализ,
Определяя, где и чья вина.
Практическим советам — грош цена,
Теории, увы, не оправдались.