Роберт Рождественский - Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник)

Страна была до того малюсенькой,
что жители этой скромной державы
разводили только домашнюю птицу
и не очень крупный рогатый скот
(т а к возвышен но
я называю
баранов).
Что касается более крупных зверей,
то единственная в государстве корова
перед тем, как подохнуть,
успела сожрать
всю траву
на единственной здешней лужайке,
всю листву
на обоих деревьях страны,
все цветы без остатка
(подумать страшно!)
на единственной клумбе
у дома Премьера.
Это было еще в позапрошлом году.
До сих пор весь народ говорит с
содроганьем
о мычании
этой голодной коровы.

Страна была до того малюсенькой,
что, когда семья садилась за стол,
и суп
оказывался недосоленным,
глава семьи звонил в Министерство
Иностранных Дел и Внешней Торговли.
Ибо угол стола,
где стояла солонка,
был уже совершенно чужой территорией
со своей конституцией и сводом законов
(достаточно строгих, кстати сказать).
И об этом все в государстве знали.
Потому что однажды хозяин семьи
(не этой,
а той, что живет по соседству)
руку свою протянул за солонкой,
и рука была
арестована
тут же!
Ее посадили на хлеб и воду,
а после организовали процесс –
шумный,
торжественный,
принципиальный –
с продажей дешевых входных билетов,
с присутствием очень влиятельных лиц.

Правую руку главы семьи
приговорили,
во-первых – к штрафу,
во-вторых
(условно) –
к году тюрьмы…
В результате
несчастный глава семейства
оказался в двусмысленном положенье:
целый год он после –
одною левой –
отрабатывал штраф
и кормил семью.

Страна была до того малюсенькой,
что ее музыканты
с далеких пор
играли только на флейтах и скрипках,
лишь на самых маленьких скрипках и
флейтах!
Больше они ни на чем не играли.
А рояль они видели только в кино
да еще –
в иллюстрированных журналах,
Потому что загадочный айсберг рояля,
несмотря на значительные старанья,
не влезал
в территорию
этой страны.
Нет, вернее, сам-то рояль помещался,
но тогда
исполнителю
не было места.
(А играть на рояле из-за границы –
согласитесь –
не очень-то патриотично!)

Страна была невероятно крохотной.
Соседи
эту страну уважали.
Никто не хотел на нее нападать.
И все же
один отставной генерал
(уроженец страны
и большой патриот)
несколько раз выступал в Сенате,
несколько раз давал интервью
корреспондентам центральных газет,
посылал посланья Главе государства,
в которых
решительно и однозначно
ругал
профсоюзы и коммунистов,
просил увеличить военный бюджет,
восхвалял свою армию.
И для армии
требовал
атомного
оружия!

Город прославился так:
вышел
военный чудак,
старец
с лицом молодым.
«Парни, –
сказал он, –
летим!
Мальчики,
время пришло.
Дьявольски нам повезло!..»

В семь сорок девять утра
все было так, как вчера.
«Точка… –
вздохнул офицер, –
чистенько
вышли
на цель…»

В восемь двенадцать утра
сказано было:
«Пора!..»
В восемь пятнадцать,
над миром взлетев,
взвыл торжествующе
дымный клубок!
Солнце зажмурилось,
похолодев.
Вздрогнули оба:
и «боинг»,
и бог!..
Штурман воскликнул:
«Ой, как красиво!..»

В эту секунду
в расплавленной мгле
рухнули
все представленья о зле.
Люди узнали,
что на Земле
есть Хиросима.
И нет Хиросимы.

В откровении церемонном
солнце выплыло
желтым лимоном…
И его дымящийся
терпкий сок
на песке бурлил,
на асфальте сох,
пеленой пахучей
тек по стволу,
из шершавой коры
выжимал смолу,
на скамейке забытую книгу прочел,
золотыми пулями
сделал пчел,
прожурчал по пляжу,
чаек дразня.
Был
приправою дня!
Был
основою дня!..
А потом над рощею,
над холмом
неподвижно
жара
повисла…
Люди жмурились,
глядя на вечный лимон.
Людям было светло.
И кисло.

Ка Сана море утомило.
Но он –
серьезный человек.
И, проникая в тайны мира,
он просит:
– Расскажи про снег!
Я рисовал, да не выходит.
Никак его я не пойму…
Он – как мороженое?

– Вроде…

– Не может быть!

– Ну почему?
Представь,
поверь такому чуду:
зимой у нас в моей Москве
лежит мороженое всюду –
на улицах
и на траве,
и на деревьях,
и на крышах.
В любых дворах.
У всех дверей.
Для всех девчонок и мальчишек.
А в зоопарке – для зверей.
У нас оно зовется
«снегом».
Его
все государство ждет…
Идет мороженое с неба.
Просторно, сказочно идет.
Оно похрустывает слабо,
к прохожим просится в друзья…

– А это сладко?

– Очень сладко!
Так сладко, что сказать нельзя…

Мой собеседник затихает.
Глядит неведомо куда…
– А вы счастливые… –
вздыхает.

Я соглашаюсь:
– Иногда.

И довелось испытать ему
огонь, воду и медные трубы.
Из старой книги

Жил богатырь на свете.
Претендовал на корону.
Не было у гражданина
ни слабостей,
ни гордынь.
Съедал на обед барана.
На ужин съедал корову.
Был богатырь
что надо!
Сказочный был
богатырь…
Он – либо сражался,
либо
думал: с кем бы сразиться?!
И никакая сила
не могла его удержать…
Князю приходится княжить.
Прачке – с бельем возиться.
Богатырю
приходится
подвиги совершать…
Однажды он въехал в море.
На добром коне.
С разгона.
И там пропадал, –
рассказывают, –
почти до восьми утра.
А утром князю в подарок
привез он Царя Морского.
Люди кричали:
«Браво-о-о!..»
Люди кричали:
«Ура-а-а-а!.."
А богатырь отправился
в Царство Зловонной Гари, –
жажду геройства
новым подвигом утолил.
Огненного Страшилу
голыми взял руками!
(Только усы да брови
чуточку опалил.)
Княжеские глашатаи
на площадях
хрипели.
Был потрясающий праздник!
(Я знаю, что говорю.)
Звонкие трубы пели,
чистые трубы пели,
медные трубы пели
славу
богатырю!
Слушал он эти трубы
в очень достойной позе.
Слушал он их,
внимая
каждой отдельной трубе.
Слушал их днем и ночью,
Вдумчиво слушал.
А после –
разволновался.
И помер.
От уваженья к себе… –
Жил богатырь на свете,
явно – не самый слабый.
Был богатырь,
и – нету.
Жалко богатыря.
Страшное испытанье:
медные трубы славы!
Соображали предки.
Слов не бросали зря.