Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Дождь отшумел. Ты окна отворила.
Легла на мокрый гравий тень твоя,
И желтое сиянье окрылило
Ее совсем непрочные края.

Пахнуло из лесу прохладной прелью.
Вошла в распахнутый квадрат окна,
Без спросу, следом за ночной капелью,
И воцарилась в комнате весна.

Твоих, мой друг, одно иль два движенья,
И снова желтый гравий чист и пуст,
Лишь в глубине, в сиреневом цветеньи,
В душистых жемчугах, горящий куст.

Полынью теплой пахнут камни. Зной
Покинуть нас не хочет даже ночью.
Тень от большой луны крылом сорочьим
Шевелится на просеке пустой.

Не уследить полета черной мыши,
И лунный свет никак не сжать в руках;
Не облако, а серебристый прах
Над головою тусклый вихрь колышет.

Как смутно все! Как знойный ветер жгуч!
Каким глухим, неистовым смятеньем
Полна душа! Как с этой острой тенью
Слился почти такой же острый луч!

Как этот матовый кусок стекла
Морским прибоем ровно отшлифован!
Как счастлив я, как рад и как взволнован,
Что ты его среди камней нашла!

Закрой ладонь, как раковину. В ней,
Твоим живым дыханием согретый,
Он станет сгустком розового света,
Почти воздушным узелком лучей.

Я в раковину этих бедных строк
Вложил мое единственное слово.
Найди, найди его — ужели снова
Оно тебе, как прежде, невдомек.

Как приголубить, приручить,
Как совладать с твоею тенью?
Как мне ее не ушибить
Моим беспомощным волненьем?

Как маленький кусочек льда,
Чуть остудив ночные руки,
Она растает без следа
В белесом омуте разлуки.

И я весь день несу в себе,
Смущен моим дневным незнаньем, —
О нет, не память о тебе,
А только боль негодованья.

С моим простым и очевидным телом
Я вправе делать все, что я хочу:
Уйти из жизни очень поседелым
Иль сжечь его, как тонкую свечу.

А так как я люблю земли отраду
И ласточек, и ветер, и весну,
Господь меня из голубого сада
Не слишком скоро позовет ко сну.

И душу, мне одолженную Богом
На милый срок, пока я буду жить,
Я пронесу по всем земным дорогам
И постараюсь чистой возвратить.

Пускай она, насытясь щебетаньем
И воздухом, и солнцем, и тобой,
Останется живым воспоминаньем
Всей ясности и прелести земной.

Она еще кому-нибудь послужит,
И тот, далекий, кем не буду я,
В своей душе внезапно обнаружит
То, чем жила в веках душа моя.

Проехало большое колесо,
Чуть не коснувшись оболочки хрупкой.
Он замер — будто вовсе невесом, —
Не жук, а просто полая скорлупка.

Когда отъехал воз и поводырь,
Казавшийся тяжелым великаном,
Ушел, и стала вновь степная ширь
Щебечущим и звонким океаном,

Он лег на глянцевитое брюшко,
Из черного футляра вынул крылья,
Жужжа пустил завод и так легко
Забыл свое минутное бессилье!

Шагает рядом голубая тень,
Вкруг головы росистый нимб мерцает.
В канаву обвалившийся плетень
В репейниках лиловых утопает.

Вот, ласково шурша, навстречу мне
Огромный воз ползет с лохматым сеном,
И облачко в бессмертной вышине
Из тленного становится нетленным,

Вот ласточки серебряная грудь
Чуть не коснулась пыли придорожной…
Подумать только, что когда-нибудь
И я уйду… Нет, это невозможно!

На ветке, вытянутой, как рука,
Которая не встретила рукопожатья,
Которая качается слегка,
Слегка шурша сквозным, темно-зеленым платьем,

Повисли капельки, как бахрома,
Дрожащие, сияющие, неземные,
Как будто дождь, весенний аромат
Сгустив, преобразил в сережки золотые.

Набухнет капля и летит стремглав
Падучею звездой, внезапно исчезая
В бездонности дождем примятых трав,
А там за ней уже торопится другая,

Оторванная солнечным лучом,
Она сквозь луч, сквозь темно-желтый луч заката,
Едва мелькнет, и радужным огнем
Уже не капля та, а вся душа объята.

Стоит, подрагивая рыжей шерстью,
Большая лошадь. На ремне кузнец
Высоко подтянул раструб копыта,
И вот стальные челюсти клещей

Срывают старую подкову. Лошадь,
Продолговатый череп опустив,
Хвостом сгоняет мух, а подмастерье
Мехами раздувает черный горн.

Еще мгновение, и фейерверком
Взлетит огонь в широкотрубный мрак.
А там, в окне, закат высокий меркнет
И приближается большая ночь.

Последний луч заглянет на задворок,
Где воробьи купаются в пыли…
О, Господи! Как бесконечно дорог
Простому сердцу трудный быт земли!

Ты слышишь глухое
Вдали бормотанье —
Ночного прибоя
С землей — пререканье.

На плоские скалы,
Как волны тумана,
Ложатся устало
Слова океана:

«Что было, что будет,
Чем сердце горело,
Все скоро забудет
Ненужное тело.

И отдых беззвездный
Тебя успокоит,
Прохладною бездной
Навеки укроет».

Но сердцу дороже
Страданье земное,
Но сердце не может
Поверить покою.

Я жду, я тоскую,
Я морю не внемлю,
Ночную, родную,
Печальную землю

Я глажу рукою
С такою любовью,
Как будто одною
Мы связаны кровью.

Когда лиловеют вершины
И гаснут снега вдалеке,
И вечер по склону долины
Спускается к белой реке,

Когда на высоком откосе,
Как в зеркале, тает закат
И росы на рыжем покосе,
Как звуки, горят и звенят,

Когда на уступе высоком
Сквозь лапы еловых ветвей
Блестит деревеньки далекой
Созвездие зыбких огней, —

Душа поневоле трепещет,
И все же не справиться ей
С дыханьем угрюмым и вещим,
С убийственной жизнью своей.