Мария Семенова - Кубик из красной пластмассы

А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?

Что задаром даётся, то не будет и свято…
Ты во взглядах Бессмертных приговор свой прочёл.
Пусть потешатся властью! Ты вернёшься, Крылатый.
Мы согреем Тебя. Мы исцелим Твою боль.

Пусть упрячут как могут, хоть за краем Вселенной,
И чудовищ приставят самый след сторожить —
Что нам грозная стража, что нам крепкие стены?
Мы придём — или будет просто незачем жить.

Мы придём за Тобою… только б не было поздно
Ускользающий пламень подхватить на лету…
И в слепые глазницы лягут новые звёзды,
Чтоб опять научиться отражать Красоту.

Опустевшее небо над землёю распято,
И ненастные зори, как предвестье конца…
Но затем ли будил Ты наши души, Крылатый,
Чтобы скорбью бесплодной надрывались сердца?!

Кто сказал, будто ныне поведётся на свете,
Чтобы добрых и мудрых ждал терновый венец?
Чтобы стыло в груди и тихо плакали дети,
Когда горькую песню довершает певец?

Кто сказал, что за счастье неизбежна расплата
И нелепо тягаться с жерновами Судьбы?
Зря ли нам от рожденья говорил Ты, Крылатый:
Мы — свободные Люди. Никому не рабы.

Горевать, ожидая хоть каких-то известий,
И склоняться всё ниже? Ну уж нет. Не про нас.
На Небесном Престоле позабыли о чести…
Значит, воля Бессмертных больше нам не указ.

Мы, свободные Люди, не даём на расправу
Тех, кого полюбили, никакому врагу.
А иначе — пустышка наша прежняя слава,
И цена ей копейка на базарном торгу.

За любовь — не казнят! Не обрекают на муку!
Даже Боги на память не наложат печать!
Предавать, продавать — ведь это тоже наука…
И её Ты нам, грешным, позабыл преподать.

А ещё не учил Ты поклоняться из страха
И стреноживать мыслей дерзновенный разбег…
Ну так может ли статься, чтоб взошёл Ты на плаху —
И с колен не рванулся ни один человек?

Мы пройдём эти бездны. Разузнаем дорогу.
А не то и проломим створки Врат неземных…
Чтобы смертные Люди заступились за Бога —
Кто сказал, не посмеем?!! Покажите таких!

Наша Правда и Совесть — вот и всё, чем богаты.
И Любовь, о которой с нами Ты говорил.
Мы придём за Тобою. Ты дождись нас, Крылатый.
Мы придём за Тобою. Лишь не складывай крыл.

Священный завет
И природное право мужчины —
В лихую минуту
Из ножен выхватывать меч.
Но как уберечь вас,
Наживших до срока морщины,
От подлости, целящей в спину,
Как вас уберечь?
Вы, сильные люди,
Порой до того беззащитны,
Седые мальчишки,
Готовые лезть на рожон…
На хищную стаю
Идёте в неравную битву,
С открытым забралом
Шагаете прямо в огонь.
Вы верите слову,
Ведь вам оно чести порука, —
И платите цену
Чужих необдуманных слов…
Забывшие совесть
Бросают вас друг против друга,
В копеечном споре
Готовые лить вашу кровь.
Как вас удержать,
Заводных, неуступчивых, чистых,
Какие слова отыскать,
Да и будет ли толк?
Как вас, храбрецы,
Оградить от ничтожной корысти,
Себя выдающей
За высший и праведный долг?..

Ещё я жду тебя, мой синеглазый.
Хоть знаю — не прийти тебе за мной.
Ты быть бы мог полковником спецназа,
А я — твоей красавицей женой.
Календаря назад не передвинуть…
Давным-давно понять бы мне пора,
Что ты, не встреченный, должно быть, сгинул
В далёких, солнцем выжженных горах.
Мне снилось, как ты тщетно ждал подмоги,
Отстреливался и слабел от ран…
На камне тлели чёрные ожоги,
По кручам плыл пороховой туман…
А те, другие, подбирались ближе,
Совсем без страха двигались вперёд…
Быть может, ты ещё успел услышать,
Как стрекотал далёкий вертолёт,
И в тот же миг под край помятой каски
Шальная пуля клюнула? Бог весть…
А я живу. И сочиняю сказки
Про благородство, мужество и честь.
Про то, как помощь всё-таки поспела,
Как кто-то вынес друга на руках,
Про то, как пуля мимо просвистела
В далёких, солнцем выжженных горах…

Где-то у вас соловьи посходили с ума.
Радуга в небе, и солнце, и сполохи гроз…
А у меня всё никак не проходит зима.
А у меня всё метели, снега да мороз.
Где я прошёл, те дорожки давно замели
Мёртвые листья да снег над пожухлой травой…
Белые крылья мелькают в далёкой дали.
Чёрные крылья — над самой моей головой.
Я бы поверил своей незакатной звезде.
Я раздобыл бы к вам, люди, обратный билет.
Серые сумерки гаснут, едва поредев.
Серое небо в себя не пускает рассвет…
С каждой зимою всё больше жестоких потерь,
Только растёт и растёт неоплаченный счёт.
Белые крылья всё дальше относит метель.
Чёрные крылья почти задевают плечо.
Отсветы гаснут, грядёт окончание дня.
Кто-то уснёт и увидит волшебные сны
О негасимой надежде… А здесь у меня —
Осень да осень. И больше не будет весны.
Как помолиться, чтоб сбылся несбыточный сон?
Ляжет прямая дорога, светла и чиста…
Белые крылья скрывает седой горизонт.
Чёрные крылья всё ниже, всё ниже свистят…

Давай я тебя согрею
И кровь оботру со лба.
Послушай, очнись скорее,
Утихла вдали стрельба.
Дождём закипают лужи,
Разбит на двери замок,
И пулю сожрал на ужин
Включавший электроток.
Всё вышло даже красиво,
Ещё помогла гроза,
Все наши остались живы, —
Послушай, открой глаза!
Сейчас подоспеют крылья,
Ведь им не помеха дождь.
Мы так за тобой спешили,
Мы знали, что ты нас ждёшь.
Мы скоро взлетаем, слышишь?
Винты в вышине гудят.
Послушай, очнись, дружище,
Не то подведёшь ребят.
Держись! Не твоей породе
Да в пластиковый мешок!
Ты видишь — солнце восходит,
Всё кончилось хорошо.
Ты завтра напишешь маме,
Я сам отнесу конверт…
Послушай, останься с нами!
И так довольно потерь.
Ещё впереди дорога
Длиною в целую жизнь…
Родной, потерпи немного!
Держись, братишка. Держись…

Позабыт на мели, отлучён от родного простора,
Он не помнит былого, он имя утратил своё.
Где-то катит валы, где-то плещет холодное море,
Но ничто не проникнет в дремотное небытиё.
Океанской волною бездонной печали не взвиться.
Не прокрасться по палубам серой туманной тоске.
Не кричат у форштевня знакомые с бурями птицы:
Только жирные голуби роются в тёплом песке.
И лишь изредка, если всё небо в мерцающем свете,
Если чёрными крыльями машет ночная гроза,
Налетает суровый, порывистый северный ветер
И неистово свищет по мачтам, ища паруса.
И кричит кораблю он: «Такое ли с нами бывало!
Неужели тебе не припомнить страшнее беды?
За кормой, за кормой оставались летучие шквалы,
Уступали дорогу угрюмые вечные льды!..»
Но не слышит корабль, зарастающий медленной пылью.
Не тонуть ему в море — он гнить на мели обречён,
И беснуется ветер, и плачет в могучем бессилье,
Словно мёртвого друга, хватая его за плечо.
«Оживи! Я штормил, я жестоким бывал, своевольным.
Но ещё мы с тобой совершили не все чудеса!
Оживи! Для чего мне теперь океанские волны,
Если некого мчать, если некому дуть в паруса?!.»
Но не слышит корабль. И уходит гроза на рассвете.
И, слабея, стихающий вихрь всё же шепчет ему:
«Оживи!.. Я оттуда, я с моря, я северный ветер…
Я сниму тебя с мели… сниму… непременно сниму…»