Составитель П. Ткаченко - Офицерский романс. Песни русского воинства

Улыбнулось на время лишь счастье
И исчезло в туманную даль.
И погасли огонь мой и страсти,
И осталась тоска и печаль.

Не выдаст моя кобылица,
Не лопнет подпруга седла,
Дымится в Задонье, курится
Седая февральская мгла.

Встает за могилой могила,
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее — Корнилов,
В метелях идущий на смерть.

Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою.

Тоску безысходного гона,
Тревогу в морозных ночах
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.

Мы отдали все, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной — за Россию — поход.

В эту ночь мы ушли от погони,
Расседлали своих лошадей;
Я лежал на шершавой попоне
Среди спящих, усталых людей.

И запомнил и помню доныне
Наш последний российский ночлег,
Эти звезды приморской пустыни,
Этот синий мерцающий снег.

Стерегло нас последнее горе,
После снежных татарских полей, —
Ледяное Понтийское море,
Ледяная душа кораблей.

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все не зная,
Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо —
Покраснела чуть вода…

Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.

Еще твой мир и мудр и прост,
Еще легко его дыханье;
Вечерних зорь, полнощных звезд
Еще незыблемо сиянье;
Еще сменяет ночь рассвет,
Полдневный свет еще ликует,
И слово краткое поэт
Тебя по-старому волнует.
А ты, как Божий мир, проста,
А ты ясна, как песни эти…

Ах, без любви, как без креста,
Нельзя прожить на этом свете.

Я знаю, не будет иначе.
Всему свой черед и пора.
Не вскрикнет никто, не заплачет,
Когда постучусь у двора.

Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне.

И скажет негромко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать,
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать.

Нам всем один достался жребий,
Нас озарял один закат —
Не мы ль теперь в насущном хлебе
Вкусили горечь всех утрат?

Неискупимые потери
Укором совести встают,
Когда, стучась в чужие двери,
Мы просим временный приют, —

Своих страданий пилигримы,
Скитальцы не своей вины.
Твои ль, Париж, закроют дымы
Лицо покинутой страны?

И бесконечный дух кочевий,
Неповторимые года,
Сгорят в твоем железном чреве
И навсегда, и без следа.

Нахмурилось синее море,
Насупилась страшная высь.
С мятежными бурями споря,
Валы набегают на мыс.

Качают тяжелые волны
В изгнанье бегущую Русь…
На север, тревогою полный,
Едва ли когда я вернусь.

Вдали ни любви, ни привета…
Навстречу лихая судьба.
Пойдет по широкому свету,
Как встарь, бедовать голытьба.

Раскинет шатры на задворках
Холодных, чужих городов
И будет упорно и зорко
Следить за врагом из углов.

В смердящих потемках подвалов
Прольет свою терпкую грусть
И вспомнит, как скупо и мало
Она берегла свою Русь…

Страшась, тянусь к ней издалека.
И, ненавидя, я люблю,
Но тенью дерзкого упрека
Не брошу в Родину мою.

Пусть Русь кипит в кровавой пене,
Пусть нас тяжелый, мутный вал
Столкнул на новые ступени,
Пути иные указал.

Я узнаю в шальном разгуле
Ее, сорвавшую узду,
Есть что-то близкое в том гуле,
Зажегшем новую звезду…

Россия… Слова нет дороже
Для нас, оторванных от ней;
Тяжел наш путь средь бездорожий,
Без сил, надежд и без огней.

Черный ворон залетел ко мне во двор,
Черный ворон весть печальную принес:
«Туча черная сожгла родимый бор,
Буйный ветер пепел по миру разнес…»

Уж не петь мне больше звонким соловьем,
Легкой белочкой не прыгать по ветвям —
В полону у вражьей силы отчий дом,
Не пройти и не проехать по путям…

Эх, за что ж ты насмеялась надо мной,
Загубила моей юности года,
Ах, зачем ты не промчалась стороной,
Тучей грозной, одноглазая беда?..

Ну да что же… Ведь теперь там, говорят,
Расцветают ароматные сады,
Песни радостные душу веселят,
На дорожках — не звериные следы…

Моя матушка во тереме живет,
Что во тереме — в хоромах золотых,
Что ж, родимая, меня не позовет,
Почему же приголубила чужих?