Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Для глаза приятных здесь нет ощущений -
Район поражен асимметрии хворью.
Большие коробки производственных помещений
В беспорядке расставлены по заводской территории.

Застыли железного хлама охапки,
Прилеплены к ним в виде лестниц и переходов.
Клубятся трубопроводы в удавьей хватке -
Уродливо вздутые вены заводов.

В лабиринте складов, цехов, заборов,
Где так хаотично все расположено,
Локомотив, смиряя свой норов,
Всего сторонясь, ползет осторожно.

Решетчатых окон слепые плоскости
Своим равнодушьем меня не смутят,
Пусть антенны, как гребни из щучьей кости,
Мелко дрожа от подавленной злости,
Выдирают шерсть из небесных стад.

Шлакобетон со мрамором храма
Ничем не схожи, но эти стены,
Словно Кааба, хранят упрямо
Память, которой не сыщешь замены.

Железнодорожная насыпь в снегу шелудивом
Покрыта свищами следов оплывших,
И в сердце смятенье, как в небе дождливом -
Не это ль следы здесь ранее живших?

Доски заборов, жесть водостоков,
На пустыре - сталь конструкций портального крана, -
Помните ль руки юных пророков,
Смутно вещавших, умолкших рано?

Мой район, я тебя никогда не покину,
Твое убожество не прокляну.
Динамик, хрипи: <���Остановка <���Медина>,
Конечная, <���Мекка>, через одну>.

Обильною листвой осенена помойка,
Контейнер - словно трон, где царствует отброс,
И липкий, мыльный дух здесь обитает стойко,
Как будто сотканный из гула цепких ос.

Асфальт, уложенный когда-то в этом месте,
Теперь в буграх - из них комками зелень прет,
И если банку пнуть, то хриплый дребезг жести
В шуршании травы почти тотчас замрет.

Мне с детства ведомо - чтоб в тень кустов укрыться,
С асфальта на тропу здесь надобно свернуть,
Что вдоль бетонных плит заброшенных змеится,
Стремясь контейнеры пугливо обогнуть.

Канава старая проложена за ними;
В наносах дождевых у корневищ куста
Искрится мухами, как блестками цветными,
Свалявшаяся шерсть издохшего кота.

А там, в кустах, присесть на ящик, утвержденный
На глинистой земле меж пробок и рванья,
И весь асфальт двора, жарою отбелённый,
Из полутьмы моей как сцену вижу я.

Из-за кулис войдет компания большая,
Так дерзко в тишине их возгласы звучат,
И мнится - это я, двор смехом оглашая,
С друзьями прохожу, но - десять лет назад.

Октябрь придет и разъярит,
Как мокрых псов, порывы стужи,
И снова дизель засипит,
Расцвечивая маслом лужи.

И мрак опустится сырой,
Огней зажгутся вереницы,
И за стеклом внутри пивной
Столпятся мертвенные лица.

И будут пьяные орать,
Передвигаться бестолково,
Ворочаясь в грязи, стонать,
Приподниматься, падать снова.

Шипя, несется грузовик, -
Какой беглец теперь споткнется?
Кому еще в последний миг
Сырой асфальт в глаза метнется?

В свирепом мраке тупика
У кабака или вокзала
С глухим щелчком из кулака
Клинка выскакивает жало.

Как просто кровью здесь истечь
Промозглым вечером субботним!
Свистки погони, как картечь,
Раскатятся по подворотням.

Кому послышится потом
Крахмального халата шорох
И трепет ламп под потолком
В больничных бледных коридорах?..

Пусть город бесится сильней,
Огни нагромождая зыбко, -
Чем злее осень, тем нежней
Моя жестокая улыбка.

Меня непросто запугать -
Зловещею вечерней тенью
Я выхожу, чтоб снова стать
Частицей вашего смятенья.

Под кроной яблони, угласто-комковатой,
Сарайной крыши толь нагрелся и обмяк.
На нем, как будто пар, жары вернейший знак, -
Кристаллов крошечных налет шероховатый.

Нестройный ксилофон бесчисленных заборов
Травой и листьями забился и заглох,
И духота подчас выказывает норов,
Из зелени густой выщелкивая блох.

Глотками пьет листва мед золотистых пятен;
Пыльцой серебряной подернули года
Сараев сохлый тес, и голубей стада
Дремотным пением томят из голубятен.

В сияньи праздных рельс путь железнодорожный,
Как от дыхания, размеренно-волнист,
И с насыпи его весь план трущобы сложный,
Весь хламный лабиринт увидит машинист.

Но он, чей конь страшит окрестные низины
Одним дыханием безудержным своим,
Не разглядит с высот, гордец и нелюдим,
Всей прелести трущоб в обширности картины.

Не видно свысока тех уголков укромных
У стен рассохшихся, где властвует лопух,
Где проросло былье из куч металлоломных, -
Местечек, что родством приковывают дух.

Лети же, машинист, крушитель расстояний,
По праву сильного всем миром овладей, -
В трущобе при путях, с поэзией моей
Себе мы поприще открыли для исканий,
Мы тысячи миров здесь прозреваем с ней.

На перекрестке в светофорной пробке
Автомобили личные так робки,
А самосвал к ним сзади подползает
И над кормой блудливо нависает.
Замешкается кто-то в тесном стаде -
И свет слепящий сразу хлынет сзади,
И в ритме вспышек, с бессловесной прытью
Как бы вершится странное соитье.

А я смеюсь из темных подворотен,
Как лев, могуч - и словно дух, бесплотен;
Как лев, я мчусь бесшумными прыжками
Заснеженными тихими дворами
И там крадусь, где льет на снег румяна
Пульс дребезжащих окон ресторана;
Через сугробы и нагие ветки
На отдых рвусь к детсадовской беседке,
Где видят лишь бездомные собаки,
Как светится лицо мое во мраке.

В шатре огней и в уличном круженье
Не услыхать далекое движенье.
Недаром здесь скрываюсь и молчу я -
За тыщи снежных верст весну я чую.
Не скрыть морозному великолепью
Того, что зреет за безмерной степью,
Где редкие огни поживой скромной
Холмы катают по ладони темной.
Уже сытнее делается воздух
И овцы-облака пасутся в звездах,
А кошка, сгорбясь на помойном баке,
Все смотрит на лицо мое во мраке.

Конторские стены безжизненно-серы,
Но я погляжу - и отмечу с любовью:
К ним лепятся густо кондиционеры,
Похожи на ульи и птичье гнездовье.

Сверну по дорожке за угол конторы -
И шумом хозяйственным все оживится:
Как пчелы, гудят здесь электромоторы,
Резец над металлом щебечет, как птица.

Иду лабиринтом фабричных кварталов,
Где цех - как собор, чья торжественна месса:
Вещают здесь преображенье металлов
Органные вздохи кузнечного пресса.