Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Я слышу в квартире побежку мгновений,
Бегущих, как мыши, на нижний этаж.
Обнявши охапку моих отражений,
Присел от натуги зеркальный трельяж.

И видит из створок, как из-за кулисы,
Колодою карт развернувшийся лик,
Что время мое убегает, как крыса,
Которую паводок в доме застиг.

Здесь, вместе с квартирой мой мозг затопляя,
Безмолвно и жутко растет тишина,
Застылостью бликов мой взгляд оцепляя,
Перпендикулярами окружена.

О лете шумящем окно мне напомнит,
Но выйду в аллею - и кажется мне,
Что я лишь сосуд для молчания комнат,
Где глохнут немедленно звуки извне.

Листва - словно грота прибрежного своды,
Текучие блики змеятся по ней,
И вторит асфальт, словно гулкие воды,
Шагам, - словно каплям, упавшим с камней.

Всё свет затопил предвечерний
Ласкающе-теплой волною.
Плывут его гладью безмерной
Домов и деревьев каноэ.

Раскатисто голубь захлопал
Крылами на чьем-то балконе.
Заслушался ветер, как тополь
Играет на аккордеоне.

Игрушечны линии зданий
В небесной пленительной сини,
И отзвуки детских ристаний
Летают, как птицы в теснине.

Мне все эти игры знакомы,
Но только не знают ребята,
Что, выйдя из этого дома,
И я здесь резвился когда-то.

И так же, меняя без счета
Забавы с былыми друзьями,
Не знал я, что, сгорбившись, кто-то
Следит со скамейки за нами.

Уходит дождь, и над сутулой
Его спиной курится нимб,
И солнце рыбиною снулой
Всплывает в небе вслед за ним.

Всплывает, - выплеснутым блеском
Всё заливая добела,
И лишь за дальним перелеском
Патина ливня не сошла.

Дубы - комки зеленой глины -
Блестят под влажной хваткой дня;
Уходит дождь через равнины,
Полой касаясь ячменя.

Боится взгляд остаться нищим -
И мы чего-то взглядом ищем
По хуторам в лепных дубах,
По сосняковым городищам
И в расшатавшихся хлебах.

Все части видимой картины
То связывает воедино,
Что ей не даст уйти, истлеть,
То, что живет в любой детали,
Бежит до самой крайней дали:
Догнать, замкнуть, запечатлеть.

Разила высота, как гром,
Висели в дымке корабли,
Вода дымящимся ядром
Сидела в черепе земли.

Вращенье сферы водяной
Вдруг постигал смущенный взор,
А ось вращенья подо мной
Чуть сотрясала масса гор.

Так чувства ширились мои,
Что в страхе взгляд я отводил
Туда, где дробью муравьи
На хвойный сыпались настил.

Зной наподобие хруща
Трещал в сомлевшем сосняке.
Перелетали, трепеща,
Станицы волн при ветерке.

На сколе горные леса,
Как соль, дышали белизной;
Как синий бык, ее лизал
Размеренно и нежно зной.

Как рукоять, в руке моей
Дрожал сосновый ствол кривой,
Оплетший проводом корней
Тяжелый стержень мировой.

С утра я гуляю садом,
Играю резною палкой.
Собачка прыгает рядом,
Схожая с креслом-качалкой.

В траве, как ладони на роздыхе,
Листва, - как свалка оваций.
Видно, как в дымном воздухе
Частицы солнца роятся.

Я быть стариком согласен:
Пусть в муках плоть усыхает,
Но мир так радостно ясен,
Как только боль утихает.

Окрестность ломкая, мелкая,
Деревьев пустые кроны;
Пушистою рыжей белкою
Курятся дальние склоны.

Не так уж мало осталось,
Ибо много открылось.
Неприхотлива старость,
Берущая все как милость.

И ныне мне удивительно,
Какой я взыскан удачей:
Похлопываю снисходительно
Брюшной бурдючок собачий

И вижу, словно картину:
Мы с собачкою двое,
Забор, провода, рябина,
Солнце - как меховое.

Котельной покидая гул,
В кусты, в прохладу
На принесенный кем-то стул,
Кряхтя, присяду.

Траву протершая, бежит,
Петляя, тропка,
Сюда, где бешено дрожит
Во мраке топка.

Трясется угольный тупик
В пылу распада.
Как хорошо, что я старик:
Мне всё - отрада.

Сквозь листья солнце облекло
В подобье сетки
Бутылок битое стекло,
Сухие ветки.

В траве - соцветия лучей
На склянках праздных
Под стенами из кирпичей
Мясисто-красных.

Недалеко уже конец,
Близка развязка,
Но пахнет пряно, как чебрец,
Во мраке смазка.

Чему ни приписать добро,
Годам, недугу ль,
Но копится, как серебро,
В подвале уголь.

Теперь мне нечего просить,
Теперь я зорок.
Я жизнь сполна могу вкусить
В тиши задворок.

Но ничего не повторять
Из прежней боли,
Лишь черным ногтем ковырять
Свои мозоли.

Скончаются праздники ночью
И оттепель ночью умрет,
И влаги последние клочья
Морозный рассвет уберет.

Как в мыле - строений уступы
И весь переулок кривой.
Сосулек буддийские ступы
Подвешены вниз головой.

Как гомон застолья, умолкло
Течение талой воды,
Остались лишь мыльные стекла,
Морозной уборки следы.

Утыкали рвоты цукаты
Усохших сугробов безе,
И капель иссякли раскаты
В невольной морозной слезе.

И в небе холодном и ясном
Увидишь лишь бездну тоски,
И холод мучительным спазмом
Столице сжимает виски.

Всё выглядит так незнакомо,
Морозом схватившись с утра.
Деревьев недвижных изломы
Заполнили чашу двора.

Над снегом, над плоскостью белой,
Обставленный охрой стенной,
Деревьев каркас омертвелый
Висит в пустоте ледяной.

Я с этим пейзажем в союзе,
Мне нравится холод его.
Так сладостна гибель иллюзий,
Холодной тоски торжество.

Когда холода просветлений
Смогли все былое облечь,
Обуза ненужных стремлений
Упала с натруженных плеч.

Мудро-насмешливо, чуть свысока
Я говорю с неразумной толпой, -
Кто же заметит, как в сердце тоска
Переплетается с болью тупой.

Пляшет в глазах и дрожит на устах,
Веки щекочет проказливый смех,
Ловко скрывая, как мучает страх,
Как я устал от всего и от всех.

Я улыбаюсь - а зубы в крови;
Громко шучу - чтоб тайком умолять:
<���Сердце, истертую упряжь не рви,
Мы не свезли еще должную кладь>.