Евгения Баранова - Номинация «Поэзия»

это было странно и хорошо
мы стояли бок о бок
и снег пошёл
ты стряхнула колкую пыль с моего пальто
как никто

и я стала маленькой вовсе
как крошка льда
я была вода и ты мне была вода
мы текли и не было в нас начала
ты молчала

но в тебе о главном шептал цветок
стеблем вросший вглубь тебя
в кровоток
распустившийся у тебя на груди пунцом
напоённый твоим сосцом

и я знала
я — твои семена
подбирала тебе названия имена
целовала тебя в пульсирующий висок
и пила твой сок

это было странно и далеко
пригорало выкипевшее молоко
за окном большая текла вода
ты была и было легко-легко
как никогда

не перечь мне вздорная
горя не буди
хорошо укромно мне
у тебя в груди

лепестка магнолии
вмиг не оборвать
пустит руки голые
в летний зной трава

зазвенит над липами
жаркая стреха
вспыхнет за калиткою
мать-и-мачеха

сбудется да сложится
станешь мне земля
черноплодка-роженица
печная зола

запоёшь на ивовом
о тени ракит
будешь переливами
медленной реки

будешь круглым камешком
в прибережном дне
кислицей обманешься
упадёшь на снег

притворишься мятликом
тронешь мне ладонь
стану непонятливой
маленькой родной

умещусь как родинка
на твоём плече
стало тише вроде бы
не перечь мне гордая
горек вкус смородинный
плачь о нём горчей

и автострады шум в простенке
и гул осиного гнезда
мне в небе видится звезда
о ночь разбившая коленки
и мнится ива у реки
ранимая у водной кромки
и бледно-жёлтые воронки
в ночных потёмках —
мотыльки
и кажется — возьмёшь один —
распустит крылья на ладони
но шаришь темь — всё пусто
кроме
глухих асфальтовых глубин
но будто звук
как будто шорох
во мгле кирпичного угла
что ночь сумела — сберегла
раскрой ладонь ночная мгла
что прячешь ты —
жар мотылька? —
ладонь пуста
сгоревший порох

и поскольку тело твоё — вода
ты течёшь без берега и стыда
и в твоей горсти оживают камни
слюдяными нитями льётся речь
проступаешь солью на дне стакана
зацветаешь вишней на пустыре

и поскольку время твоё — гранит
переранено слово твоё саднит
проступает жилками в междуречьях
меловых запястий вишнёвый сок
за окном так жарко цветёт черешня
лепестки влюбляет в себя песок

и поскольку эхо твоё — война
ты — прогорклое семя
горчинка льна
и земля тебе — не земля — огарок
и вдыхать тебе не свободу — слом
на столе стакан
звон стакана жарок
стук вишнёвой косточки о стекло

это всем нам когда-нибудь будет стыд
дом стоит но свет уже не горит
не видна ни даль ни глазницы дно
ничего одно

это всех нас когда-нибудь поглотит
проплывает над городом рыба-кит
дом стоит в котельной котёл кипит
город спит

это всем нам когда-нибудь
никогда
бронзовеет остуженная вода
вот был дом
вот был его едкий след
вот и следа нет

станут они травой-муравой
с буйною головой
выйдут они в поля взойдут
лезвийной тетивой

высушит солнце их острия
станет черстветь земля
а голоса их всё будут петь
росы на них — зиять

всё возвращается всё звенит
солнце восходит горит зенит
и не бывает ни войн ни резни
спи мой родной
усни

такая братец истерия
аве мария алегрия
приснись мне гоголевским вием
моя неласковая русь
так чтоб кипел котёл в котельной
чтоб зубоскалил крест нательный
да чтоб в перине колыбельной
всё матерел сердечный хруст
посредь земли обетованной
пейзаж с перержавелой ванной
а подле в нежности диванной
не то кентавр не то циклоп
и ходят ходят кругом люди
в руках подобия орудий
апокалиптий мерехлюндий
всё оземь разбивают лоб
не снись мне милая не надо
поди родная за ограду
милуйся там с овечьим стадом
не дуя в отсыревший ус
я нехорошая прислуга
с меня добра как шерсти с плуга
тебе я больше не подруга
к тебе я больше не вернусь

столичный чад опрелый и хмельной
настурциями напоённый зной
вгрызается блестя стальной десной
в асфальтовое яблоко бульдозер

мне здесь не место
здешние места
затачивают одного из ста
до грифельных острот чтобы сверстать
и камнем бросить в воды тёмных озер

здесь всяк едва ли вымолвивший — бог
морозный выдох
грозовой сполох
и у брусчатых гробовых дорог
стоят они фонарными столбами
сверкая нецелованными лбами

я — не один из них
мне имя — терн
дикорастущий в облой темноте
ладонь моя пуста
мой корень — тлен
и голос мой иссохшийся неточен
мой плод фальшив и полон червоточин

минуй меня столичная жара
крошись асфальта жертвенно кора
для всякого другого — горлового
немило мне твоё любое слово
— бульдозер эскалатор парапет —
я распадаюсь на росу и свет
и мне не нужно ничего иного

так входят в тёмный кабинет
с мигающей свечой
так эхо осязает мрак
предвосхищая твердь

пройди здесь ощупью
звеня цикадой за плечом
сбываясь в этой пустоте
не больше чем на треть
не нарушай её — смотрись
в лиловую сурьму
и прорастай в неё нутром
как те кто были до
как неестественно тебе
в отеческом дыму
как в доме этом нетепло
какой постылый дом

так закрывают за собой
на третий оборот
так замолкают не сомкнув
на тихом слоге губ
побудь здесь — эта немота
тебя не переврёт
перерастёт и прорастёт
на дальнем берегу

пришли в половине пятого
/на выход!/
в котомке мель
закатный пунец залатывал
оконной холстины щель