Евгения Баранова - Номинация «Поэзия»

чтобы застыть неподвижно в воздухе
пчеле необходимо изо всех сил
махать крылышками и тогда однажды

она застынет опровергнув существование
движения вероятность бегства из одной
точки в другую ибо лишенное вовсе

движения время более не следует
никуда неспособное ни на что влиять
так пожалуй возможно не исчезнуть

постепенно поднимаясь по ступенькам
под весом многим покосившимся тех кто прежде
считал их десятками и сотнями куда
порой стремясь многие искушенные ростом
собора чая разглядеть оттуда
город что невзрачным вблизи пожалуй кажется
послушно идут к намеченной вершине
достигнув ступеньку пятьсот девятую
вдруг славящих плодородие наверху образы
на стене начерканных встретят там трех букв

ежедневно из-под тени от столовой
горы под солнце выбирается расставляет
на маленькой улочке у площади столы
коробки и ветхие извлекает из оных
наружу книги чтобы понемногу
всюду по столам разложить но после каждые
пятнадцать минут сменяет их другими
а те убирает и аккуратно их
в коробках располагая пыль протерев прежде чем
в темноте покинуть свой после пяти пост

это место называли дымной бухтой
когда прибывши обнаружили поселенцы
что всюду исходит почернелая земля
среди камней пятнами уплотненного дыма
расширив поры надувая ноздри
после возвели на земле пропахшей сыростью
постройки дороги площади причалы
склады для припасов лишив исконного
значения заселенную пустоту разве что
сохранив название но исчерпав дым

прихотлива паутина переходов
в утробе темной многоглазого небоскреба
стоит муравейником который над витым
колонн промеж кованых лабиринтом
где рядом театр карреньо беллас артес
в гулких уголках закоулках там проводят дни
и ночи они лишенные жилища
на грязных подстилках лежат оставлены
под многими этажами заполонив выходы
притаясь на корточках молча сидят ждут

нависая над разломами каньона
скелет подъемника разрушенного у края
над бездной изогнутой оставленный стоять
стремит ко дну щупальца указующе между
утесов рваных к красной колорадо
ибо в глубине говорят пещера полная
отходов была ценнейших но добраться
к запасам заветным тогда не смог никто
над вспоротым и пустынным теперь плато высится
на кривых конечностях сплюснут стальной горб

ранним утром по безлюдной сан витале
вблизи сплошного терракотового фасада
по плоским булыжникам задумчиво везет
перед собой старое инвалидное кресло
вцепившись крепко в ручки опираясь
дабы самому не упасть слегка седеющий
мужчина в очках в потрепанном костюме
и шляпе а в кресле сидит бездвижная
разбитая вероятно параличом девушка
с широко распахнутым наискосок ртом

день за днем бродили толпы каждый слеп и безъязык
но внимательна к деталям среди них стояла вещь

повседневности чураясь обихода сторонясь
достоверностью распада увлекаясь длился год

тонки пористы пластины под ступнями ходуном
в тяжких судорогах корчась в толщу пепла погрузясь

ради дольнего смиренья и привычной доли для
наблюдала за вращением всего согбенна вещь

по истоптанной брусчатке по искрошенной земле
день за днем бродили толпы каждый глух и безымян

на развалинах громоздких на руинах на камнях
вещь спокойно умирала неодушевленная

начнет по кромке ходить и слушать
зря между делом на ветхи вещи
ибо так гвалт посередь померкнув
примется выть проникнув сквозь ухо

нынче ворчит шум роняя челюсть
и испещренна умами бродит
мысль скребя почву боле не в силах
истощив мышцы иным перечить

незримых камней густота руины
незрячих глазниц на лице скуластом
пейзажа куда совокупность в крошку
истертых ведет разномастных лестниц
зияющи рты испещренны зубы
вращают вотще часовую стрелку
померкнувшу пыль исторгая разве
над глухонемым основаньем медля

пророс сквозь стекло письменами сытый
собой просверлив корневище крика
чтоб развоплотясь не изведав меры
божеств обрести прихотливый образ
метафоры в центр заплетенной круга
несомый к краям на усталых спинах
сумм всех величин продолжатель формы
очнувшись среди по-над ветром пляски

прогорклых пустот окаймленных капсул
запаянных впредь ибо так в дальнейшем
удобнее им сохранить структуру
материи суть из лучей назревшей
сменяемых солнц на плите округлой
где то ли землей то ли сном исторгнут
пробивши базальт орлорукий грозный
язык изогнув возгнещенный жаждой

четырежды был истреблен порядок
вещей дабы всех принесенных в жертву
стихиям скормить после ягуарам
иных превратив в обезьян а прочих
утопленных в рыб но теперь под пятым
светилом живым и голодным снова
на каменный диск нанесен последний
вращается век прерываясь ночью

по собственному продолжая следу
везти колесо и подспудно корчась
в усмешке живет истязаем светом
воссозданный род на пустых озерах
на зыбком сукне насыпая сушу
в охапку собрав сочлененья мифа
вспоенного для постоянства ибо
горсть знаков тогда не прервется видеть

взращенные из затвердевшей магмы
змеиной слюны дождевого сгустка
в расселинах где под присмотром круглой
венеры едва в глинобитных скрывшись
жилищах в траве в многотелом пепле
измученные шевеля губами
приникнув к земле изучая запах
точили ножи и менялись кожей

оставлен тогда вдалеке двугорбый
с проспектом прямым поперек с пустыми
домами по двум сторонам безлюдный
зажатый стоял меж горами город
увидев его размозженный череп
фундаментов вдоль перебиты кости
священным его нарекли принявши
останки жилищ за гробницы древни

вращается круг ископаем после
освоенного с непривычки века
чешуйчатых лап позвонки сверлящих
оберток и шкур затаивши ужас
среди мошкары истязаем жидким
иссохшу траву пожиравшим солнцем
бездвижна плита по краям пришита
задумчиво ждет запрокинув ноздри

воссозданный род напитавшись пеплом
стремится ядро обнаружить вызреть
пространства вертясь припадая слухом
к шершавым локтям искривленным спинам
построек пока перетерта тлеет
привычная речь оседая в связках
а вместо нее по зубам наружу
сползается хрип ничего не знача