Евгения Баранова - Номинация «Поэзия»

сидели на концерте. вышли с тем —
освобождённый каждый от фонем,
от колебаний воздуха и просто
соотношенья собственного роста
с андреевной.
андреевна в длину
как есть маяк,
что светит на луну.
луна молчит,
андреевна, напротив,
словоохотлива,
что с деревом пила,
но с нею мы коро́тко повстречались —
она пила.
…

на промытом ветром небосклоне
охристая в крапину форель
облаком плыла в одеколоне
за прокопий валентинычем.
мимо клубов, мимо канделябров
пар струился из трубы ноздрей,
набирая в легкие, как в жабры,
растворимый кислород полей.
небо это тема непростая —
рыбы в кислороде не живут,
облако побудет и растает
или растворится, как мазут.
шёл домой прокопий валентиныч,
взглядом провожая лебедей,
этих лебедей летело столько,
сколько он не видывал за жизнь.
вспомнилась по случаю Анфиса,
по пути как раз сегодня к ней.
чтоб не пропадать одеколону,
и форели чтоб не растворять,
смело направляется к притону
улицы мясницкой 25.
тут из-за угла выходит лама,
перегородив к притону путь,
только эта лама плод обмана,
в деле лама курит-курит ртуть,
сквозь усы выходит пар, и разве
разуму такое обмануть —
синие чулки на ней с подвязкой,
значит, если видно, что чулки,
выше взгляд уже не поднимался,
чем запястье ла́мовой руки.
лама-лама-лама-лама-лама,
вовсе и не лама, а ламак,
как гусак-гусыня, голубыня,
голубь, а в итоге голубак.
ничего поделать невозможно,
чувство любопытства утолить,
если у дверей диковин столько,
то внутри притона — ча-ча-ча —
увлекают звуки к барной стойке
и прокопий валентиныча.
…

как хорошо устроена планета —
сама она вокруг своей оси
вращается,
а нам не надо это
проделывать вокруг своей оси.
но это совершенно не мешает
вращаться нам вокруг друг друга так,
что искры нам дорогу освещают
сквозь мрак.

простынь белая ложится
шарф на воздухе кружится
на излёте лета вслед
щёлкнет фотопистолет
шарф шифоновый алеет
в изумрудном льне аллеи
и белеет неба простынь
за стволами в полный рост их
…… … … … ……
щёлкнет фотопистолет
уходящему в ответ
за его упрямый нрав
точно вечность даровав
под ребром сквозя навылет
из груди бумажной вынет
сердца слабый механизм
увлекая тело вниз
…… … … … ……
вопреки закону впрочем
силу тяжести отсрочив
в узкой раме на стене
растянулся по струне
силуэт с дырой в спине
…… … … … ……
и его уже не гложет
как он глупо расположен
на отравленной стене

пластинка обегает полный круг
и приседает всякий раз как в танце
над голосом гудящим дальних станций
в холодной комнате с себя снимая слух
…
чтоб тишина её вступила вместо
всех прошлых пустяков из-за
и боль свою на нитку привязав
раскручивает с камерным оркестром
…
бездушный механизм казалось бы
но заполняет лёгочную колбу
и позабыв дыханье ненадолго
в неё впускает музыки столбы
…
летает человек в оконной раме
раскачивая люстры тусклый свет
среди шкафов комодов табурет
небрежно опрокинут над мирами
…
так навсегда запечатлён его полёт
в таблице сборной звуковых частот
разверстый между трубами-альта́ми
он изгибает тело в полукруг
и палочка в руке его как кнут
свистит-свистит над нотными листами

снег промерзал а в углях фонарей
вдоль стен почтамта гусениц траншея
ни бабочка ни рыжий муравей

зимой деревья голые по шею
и лыжник с голым торсом режет снег
как штанговый токоприёмник воздух

на раннем небе лунный обруч пег
в мерцанье еле различимом звёздном
спит машинист на станции конечной

и женщина-кондуктор рядом с ним
в обнимку с сумкой из которой мелочь
тихонько подавала голос им

и снится машинисту как сверчок
поёт и муравей идёт на ужин
и как жена ложится на плечо

сквозь белый снег проваливаясь глубже

вснегумилёв
вснекружится и лнёт
к плечу плечо
а слово к слову
моей руке нет большего улова
чем тёплая твоя ладонь
…… ……
вснегуполя
твои ресницы шапка
я ем лицо твоё
глазами как облатку
ест прихожанин
на воскресной службе
…… ……
вснегубыгубы
ими в губы буду
не ранен не убит
а поцелован
не дрогнет ветка
не сорвется птица
их много здесь
сомкнуты веки
плотно их
и снится
как пар взмывает
над озёрной чашкой
немного медлит
а потом садится
и поезд в хвост
себе дымя
увозит
туда за горизонт
где нет таких же
как я и птицы
птицы как и я
растают с первыми лучами
не печалься
нас снова встретишь
возвратясь случайно
…… ……
вснегумилёв
вснепризрак и стена
высматривать
их до утра
как до утраты
и только спичкой
в воздухе черкнёшь
как надо
брать всё что можно
взять и уходить
тебявсю взглядом
нет не унести
как только тень
исчезнет в первых солнцах
всё это вовсе
может не вернётся
со следующим
снегомдекабря
…… ……

потянув за тонкий поводок
рыбы спящей губы растопырив
падает звезда наискосок
от хвоста линяя шлейфом пыли

кажется всё это не всерьёз
вёсел лопасть плюхает об воду
в рыбе содержанье углеводов
ра́вно содержанью в рыбе слёз

так непониманье матерьяла
с жестяной посудой разговор
туго шёл наружный свой покров
пленница стремительно теряла

проспект смешался грязь текла комками
потоком грёз разлуки рук с руками

и глаз не прячь возлюбленных сквозь мрак
омыть ступни́ разбитые в погоне

их ноги длинны, шеи и хвосты
мелькали обнажаясь сквозь кусты
ласкаясь в можжевельниковой куще
и час за часом прежнего лишь пуще

пусть что-нибудь мани́т отсюда вдаль
за русским словом Михельсон и Даль

всё было ма́ло то что жало и мало́
перерасти отбросить прежнее число

перешагнуть уйти за баррикаду
лет

вниз головой и шапка в бурый снег
слетела и лежит никто не хочет
подать руки и только глубже топчет