Давид Гофштейн - Избранное

Нет, мы счастливее растущей молодежи,
Нет, мы счастливее грядущих поколений —
Средь нас и жил и ратовал великий Ленин,
Средь нас до торжества своих идей он дожил.

И тем понятней страстность наших
устремлений —
Искусством кисти, музыки, резца и речи
Для поколений истину увековечить,
Как жил и как творил всемирный гений Ленин,

Чтоб мудростью своих высоких повелений,
Как столп светящий, нам распутья облучал он,
Чтоб в гуле радостном в веках звучало,
Как в наши дни, торжественное имя Ленин.

Не «Красин», наш красавец ледокол,
Не северный гигант «Сибиряков»
И не «Малыгин», заполярный странник,
А небольшой советский пароход,
По имени Персей ушел в поход,
Чтоб изучить законы жизни вод
На дальнем
Ледовитом
Океане.

Ушли на нем в далекий трудный рейс
Не прежние пенители морей,
Искатели исчезнувшего рифа, —
Плывет на нем, советский флаг подняв,
Матросский и научный молодняк.
И среди них
Моя сестренка Шифра.

Хочу я имя древнее Персей
Во всей его изменчивой красе
И множестве забытых превращений
Провозгласить по миру широко
И утвердить для будущих веков
В ином,
В новейшем
Творческом значеньи.

Хочу, чтоб в этом имени Персей
Прочли все, все (подчеркиваю: все),
Кому слова еврейские знакомы,
Рассказ о том, как, мощен и широк,
Свободно льется знания поток
У нас
В стране,
Компартией ведомой.

Как славно в нашей южной полосе!
Возьмем к примеру древний милый Киев.
Ну, кто сказать осмелится при всех,
Что климат, что погоды здесь плохие?

А между тем давно уж повелось
(Мы все блюдем обычай этот твердо),
Что ездят отдыхать за сотни верст
На дальние кавказские курорты.

И я не прочь, когда получишь весть,
Что гонорар за книжку выслан весь,
И ощутишь в бумажнике червонцы,
Без долгих сборов
В поезд скорый
Сесть
И на Кавказ умчаться —
В горы,
К солнцу.

И вот однажды прибыл я туда,
В уютный кисловодский санаторий.
Хорош сентябрьский полдень в тех местах,
Семьсот иль больше метров выше моря.
Я безмятежно загорал
В горах.
И на замшелых скалах разбирал
Следы письмен
Неведомого шифра.
Вдруг телеграмма с самого утра:
«Привет из Мурманска» стояло в ней.
И дальше:
«Море. Радио. Персей».
И все.
Но я-то знал,
Что это — Шифра.

Она
Одна
Стряхнула пыль веков
И первая из рода столяров,
Еврейских местечковых бедняков,
Перетряхнула жизни пыльный свиток.
И вот пересекла полярный круг,
Где ледяные горы на ветру
Качаются
В просторе
Ледовитом.

В убогой деревушке родилась
И в бедности безрадостной росла,
Узнав всю горечь доли человечьей.
Уж с детских лет лишений тяжких кладь
Взвалила жизнь на худенькие плечи.
Чего могла она от жизни ждать,
И что могло ей будущее дать,
Еврейской девушке, одной из многих!
Кормилась у соседа-бедняка,
Училась в сельской школе кое-как,
А впереди —
Не разглядишь
Дороги!
Но вот вскипели яростные дни,
Горячей кровью в будущее брызнув.
Вернули ей и многим, ей сродни,
Все то, что было отнято у них,
Открыв им путь к иной
И светлой
Жизни.
Вот киевский педтехникум, затем
Отъезд в Москву, рабочий факультет.
А дальше Первый университет…
Сестра училась радостно и жадно.
Когда ж был создан новый институт —
Геофизический (а в том году
Их много выросло и там и тут),
Она при нем
Осталась
Аспирантом.

И этот путь — десятков тысяч путь…
Плывет «Персей», отважный лилипут,
Нащупывая тайную тропу
К далеким вспышкам северных сияний.
Моя сестра ушла на нем в поход,
Чтоб изучить законы жизни вод,
Рожденье гор и льдин подводный ход
На дальнем
Ледовитом
Океане.

В полночный час,
от шума дня поодаль
вдруг повлекло
пред всем народом,
пред тобой
созревшие в груди
и боль
и удаль
излить
сердечною
бесхитростной
строкой.
…Вот занавес сорвался
и упал, —
блажен тот день,
тот час,
блажен, кто видит это! —
и памятник царя
низвергла мощь поэта —
поэт
как властелин
взошел на пьедестал…
Так пусть
любовь твоя
раскроет шире руки,
пусть нежность
переполнит
чашу дня,
пусть пламенем
правдивого огня
сотрет везде
следы
вражды,
бесправья,
муки
апостол правды
и науки!

Моторной лодкою покой Днепра нарушен,
И рокот то замрет, рассеявшись в лугах,
То мчится, ветерку веселому послушен,
К лесистому холму, принявшему твой прах.

И вот опять твоя могила предо мною,
Но светлый образ твой по-новому встает;
Чем больше подвигов совершено страною,
Тем ей дороже ты, будивший свой народ.

Печать забвенья мы на прошлое не ставим,
И лгут враги, что нам его не оценить,
Но седину времен по-своему мы славим
Величьем дел своих, своим искусством жить.

Ядро и скорлупа… все — собственность
народа;
Для нас и новый блеск, и давности налет,
Для нас и ширь земли, и выси небосвода, —
За все мы некогда пролили кровь и пот.

Все есть материя, все к цели рвется вечно
И в вихре времени пространство бороздит,
И все конечное по сути бесконечно,
И нет спокойствия, что бури не таит.

Я окружен детьми. Уступчатой тропою
Мы поднялись туда, где памятник стоит.
В прозрачной синеве твой образ предо мною,
В прозрачной синеве звучит твой «Заповит».

Я знаю, не меня, не дочь мою, не сына
Клеймил ты гневною, бичующей строкой;
Меня теперь, как мать, ласкает Украина,
Храня мой вольный труд и радостный покой.

То счастье, о каком мечтал ты так упорно,
Я вижу всякий час на лицах и в глазах;
И тяжелы плоды, и тучны злаков зерна,
И не унять задор в ликующих сердцах.

Священная борьба нас всех объединяет.
Стирая навсегда былой тревоги след.
И в славе наших дней все больше сил черпает
Могучий наш народ для будущих побед —

Народ труда и созиданья,
Народ, поправший угнетенье,
Народ весны без увяданья,
Народ — народов единенье.