Давид Гофштейн - Избранное

Будь тот миг благословенным.
Миг, когда обрел я слово!..
Будьте вы благословенны,
Нивы вольных состязаний,
Будьте вы благословенны,
Рощи темные, густые,
Степи, солнцем налитые!
Кто вас, рощи, охраняет?
Вас кто, степи, обживает?
На земле, где нет хозяев,
Нет наемников невольных, —
Весь народ все охраняет,
Весь народ все обживает,
Весь народ…
А новый год мой
Исчисляю я Шевотом,
Днем, когда о вольных землях,
Землях дальних, необжитых
Нам напомнило писанье.
Мир вам, юные подруги,
Я пред вами в восхищенье,
Перед мудрым, юным блеском,
Перед нежностью телесной…
Шум лесов необозримых!
Все мы, все ему внимали,
И поныне мы храним их,
Те далекие звучанья.
«После горя и унынья
К вам вернется обаянье».
Мир вам, юные, вы ныне
Обаятельны и стройны,
Вам все воздано достойно!..

Купол стеклянный покоит
десятки и сотни монеток,
Чистых от пыли, от пота,
от крови, от слез, от проклятий…
И в их безмолвии сонном
слышна мне печальная повесть
О бесконечных страданьях,
о гнете, о жадности дикой…
Но и о жизни, добытой
в последних победных бореньях…
Вот он, Флорин, перед взором
(Флоренция — город старинный),
Вот и дукат. Это Шейлок
прославил в веках его силу.
С юности помню рассказ тот,
горячую горькую повесть…
Правду Шекспир нам поведал
в укор и потомству и предкам
Об очерствелой и жесткой
униженной воле бездольной…
Шейлокам что же осталось
в наследство от предков недальних,
Предков гонимых, теснимых
в безвременье темных столетий,
Предков, зажатых во мраке
бесплодного душного гетто,
Предков, отторгнутых силой
от леса, от луга, от пашни, —
Рост лишь один плодоносный
им ведом был — это проценты!
Рядом с дукатом блестящим
покоится иоахимсталер,
Из серебра он чеканен,
но гульдену равен златому.
Талер — знакомое слово,
родня ему нынешний доллар.
Вспомнились также ефимки;
так вот их названье откуда!
Хитрое ли превращенье,
судите, друзья мои, сами —
Иоахим назван Юхимом,
ну, а Юхим не Ефим ли!
Петр Алексеич умело
ефимки качал из кубышек
И терпеливо, но верно
оружье ковал против Карла…
Как угостил он соседа —
об этом, о прочем о многом
Можно узнать у Толстого
Из повести о Петре Первом.
Было тогда у менялы
В почете большом серебро.
Золото даже в ту пору
смиренно пред ним преклонялось.
Вот предо мною дублоны;
как дрогнуло сердце внезапно!..
Пушкина драмы недавно
с любовью и упоеньем
Ревностно претворил я
в родное еврейское слово.
Рыцарь скупой, но неглупый
в трагедии пушкинской веско
Несколько едких суждений
изрек про монеты, про деньги.
Будь мне позволено здесь же
напомнить их в оригинале,
Чтоб мои долгие строки
пушкинской краткостью скрасить:
«Кажется, не много,
А скольких человеческих забот,
Обманов, слез, молений и проклятий
Оно тяжеловесный представитель!..
……………………………
Да! если бы все слезы, кровь и пот,
Пролитые за все, что здесь хранится,
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп — я захлебнулся б
В моих подвалах верных…»

Рыцарь скупой захлебнулся
в подвале своем средь сокровищ;
Шейлок, посредник радивый,
из гетто давно уже вышел, —
Все же сурово не меньше
столетие алчное наше:
Не на мечи, не на шлемы
берут ныне «рыцари» займы
И не для единоборства
оружие ныне готовят,
Жаждут они сотрясений
не меньше земного охвата…
……………………………
Но недалеки уже сроки,
близка роковая расплата.

Выше туч витает царь Полночи
Диво, диво [3] Диво — мифическое существо в якутском эпосе. Его слезы превращаются в золотые капли. .
Не смыкая веки, не смежая очи,
Диво, Диво.
Озирает тускло долы, горы
Диво, Диво.
Все вокруг пустынно, всюду горе,
Диво, Диво.
Плачет, плачет горькими слезами
Диво, Диво.
Не слезами — яркими камнями…
Диво, Диво.
Завевало камни бурей грозной,
Диво, Диво.
Покрывал те камни снег морозный,
Диво, Диво.
А весной суровой били грозы,
Диво, Диво.
Слезные каменья, камни-слезы,
Диво, Диво.
Вглубь зарылись слезы, глубже в землю,
Диво, Диво.
Бури ль, непогоды — слезы дремлют,
Диво, Диво.
Дремлют слезы годы и столетья,
Диво, Диво.
Их однажды человек заметил,
Диво, Диво.
Приводил людей глядеть на камни,
Диво, Диво.
Приходили толпами с кирками,
Диво, Диво.
Рыли люди камни, собирали,
Диво, Диво.
Выковали цепи золотые,
Диво, Диво.
Заковали в цепи шеи-выи,
Диво, Диво.
Ликовали боги золотые,
Диво, Диво.
Но уже пришли иные сроки,
Диво, Диво.
Взмыли всюду бурные потоки,
Диво, Диво.
Слезы Диво не пропали даром,
Диво, Диво.
Нам легко уж вспоминать о старом,
Диво, Диво.
И не слезы омывают горы,
Диво, Диво.
И не слезы орошают долы,
Диво, Диво.
Огласились горы, долы песней,
Диво, Диво.
Песнею победной, песней вешней,
Диво, Диво.

Безответны, как немые,
В безысходности, в печали,
Вы те слезы золотые
Дни и ночи проливали.
У костра под темным небом
Вы в нужде, в труде суровом
Без пристанища, без хлеба
Все ж мечту о светлом новом
Выносили в умиленьи.
И из ваших пожеланий.
И из ваших огорчений —
Вот то светлое созданье:
Где якуты, где тленгеты
Беспросветно гнули выи,
Вьются сказки и легенды,
Льются песни зоревые.

Ты видел на полоске узкой
Своих сородичей в слезах.
За ними шел надсмотрщик гнусный,
И кнут свистел за взмахом взмах.

Онуфрия ты слышал стоны…
Ты видел черный хлеб… вражду…
Большое горе и нужду
Бедняги малого Мирона…

Тянулись к свету все вокруг,
Как пробудившиеся травы,
И — не найдя на счастье права —
Иной бросался в бездну вдруг.

Другие, словно скот рабочий,
Забыли о людских правах.
На отнятых у них полях
Влачили в муке дни и ночи.

Все видел ты с полоски узкой,
Не только свой народ родной, —
Твой взор, то пламенный, то грустный,
Охватывал весь шар земной.