И Кафаоглу - Современная греческая проза

– Курительная комната? – вскричал я. – Значит, вы здесь курите?

– Конечно.

– Тогда, мистер, я вынужден поверить, что вы поддерживаете отношения с Гаваной.

– Абсолютно никаких, – ответил капитан. – Примите вот эту сигару, господин Ароннакс, и хотя местом ее происхождения не является Гавана, она доставит вам удовольствие, если вы знаток.

Я принял предложенную сигару, форма которой напоминала мне лондрес, но она казалась скрученной из листьев золота. Я зажег ее и втянул первые пары со сладострастием курильщика, не курившего уже два дня.

– Она превосходна, – сказал я, – но это не табак.

– Нет, – ответил капитан, – этот табак происходит не из Гаваны и не с Востока. Это вид водорослей, богатых никотином, которые, хоть и не без определенной скупости, преподносит мне море. Может быть, вас все еще печалит отсутствие лондресов, мистер?

– Капитан, с сегодняшнего дня я их презираю.

– В таком случае курите, сколько пожелаете, и довольно обсуждать происхождение этих сигар. На них нет печати ни одной крупной фирмы, но это не делает их хуже, как я полагаю.

– Напротив.

«Да, – подумал Леонидас Рагусис, – эта простая замысловатость мысли ведет меня…

Я непрестанно ищу замену, субституцию, пытаюсь заменить материю другой материей – возможно, низшей, но сообразной.

Теперь уже нет незаменимых вещей… не существует originalité для разных видов…

Более того, старые виды должны принять новую форму, с постоянными модификациями, призванными очаровывать публику и давать ей новые поводы для восторгов.

Потребитель в сущности – интеллигент, находящийся в ежедневном поиске за своим обеденным столом, жаждущий новых идей, жаждущий приключений для глаз, прежде чем те станут опытом для нёба.

Он снова взял сигару, которая тем временем успела потухнуть, зажег ее и продолжил свои размышления, как будто тяжелый дым снова привел его в чувство.

Скорее нет… о чем это я говорю…

Потребитель – это идиот, обожающий любое бесполезное новшество, ведомый порывом и по-обезьяньи подражающий целым ордам себе подобных…

Так что жребий брошен…

Решение очевидно…

Идея – выдающаяся…

Вскоре сардина будет плавать в консервной банке!»

Последнюю фразу он не просто подумал, а громогласно произнес вслух несмотря на то, что был один, сделав особый упор на тех местах, где был ударный слог (сар-ди́-на бу́-дет пла́-вать в кон-се́рв-ной ба́н-ке). Затем он покинул кабинет танцующей самоуверенной походкой и, преодолев долгие метры по шелковому ковру, открыл дверь и зашел в библиотеку.

Это была библиотека. В высоких шкафах из черного палисандрового дерева, инкрустированных медью, на обширных полках стояли многочисленные книги в одинаковых переплетах. Шкафы шли по периметру зала, заканчиваясь в нижней части широкими диванами, обитыми кожей коричневатого оттенка и очень удобными. Легкие переносные подставки для книг, которые могли при желании раскладываться или двигаться ближе, позволяли удобно располагать на них книги для чтения. В центре возвышался широкий стол, покрытый брошюрами и кое-какими уже старыми газетами. Электрический свет, изливавшийся из четырех матовых сфер, подвешенных под потолком, довершал этот гармоничный ансамбль.

Леонидас Рагусис удобно уселся в кожаное кресло, после того как взял, внимательно выбрав из разных углов библиотеки, несколько томиков и налил из стоящего неподалеку бара на три пальца своего любимого односолодового виски, совсем не разбавив его водой – только один кубик льда. Надел свои очки для чтения и начал перелистывать книги, одну за другой.

Он медленно переворачивал страницы, иногда слюнявя палец, и то и дело останавливался и приклеивал на краешек стикер или делал пометки в маленьком блокноте на пружине.

Каждый раз, заканчивая с книгой, он оставлял ее раскрытой в легкодоступном месте, на одной из переносных подставок, а затем безо всякого выражения принимался за следующую.

Уже прошло, должно быть, два часа (в таком увлеченном состоянии он терял ощущение времени), когда он снова решил наполнить свой стакан – в виде исключения, конечно, поскольку он никогда не позволял себе второй стакан, дабы всегда сохранять трезвость мысли.

На этот раз он налил на два пальца, но снова добавил неизменный кубик льда.

На рассвете, «зело рано» [15] Лука 41,1. , он вдруг понял, что свет в библиотеке усилился, поскольку помимо четырех висячих сфер в диалог с электрическим накалом вступили первые лучи, проникавшие через окна.

Все подставки в комнате были нагружены большими раскрытыми томами по физике, химии, математике и геометрии, а в центре стола лежали большие листы бумаги, покрытые выполненными толстым черным маркером черновыми чертежами вместе с пояснениями, математическими формулами и разнообразными перечеркнутыми расчетами.

Леонидас Рагусис выпил последний глоток из своего стакана, немного ослабил ремень, расстегнул на шее рубашку и с удовлетворенной улыбкой впервые откинулся в кресло.

Он склонил тело, устроил поудобнее голову и закрыл глаза, зная, что может позволить себе роскошь двухчасового (или около того) сна.

Шел он, значит, по густому ночному лесу – ни луны, ни света звезд. Черная тяжесть с неба ложилась ему на плечи. Тропинки разворачивались концентрическими кругами, ведя его, он и сам не знал куда.

Потерянный, утомленный и голодный, бродил он часы напролет, пока наконец не заметил домик на поляне. Но, приблизившись, понял, что это очень странный домик. Он был сделан из взбитых сливок и бисквита. Посыпан сахаром, а крыша была сделана из больших кусков шоколада. Будучи голодным, он подошел и отломил кусок шоколада с черепицы.

– Нет-нет! Не ешь! – послышался детский голос.

– А ты кто такая? – спросил он девочку, выглянувшую из дома.

– Меня зовут Гретель.

– А почему же нельзя есть? Это же вкусный шоколад…

– Нет, – ответила девочка, – это не знакомый тебе шоколад. В нем искусственная мука, красители, сорбиновая кислота и бензоат натрия, тиабендазол, гесаметилентетрамин, формальдегид, диметилдикарбонат, декстрины, глютамат калия, глицин и глицин натрия.

Он, после нескольких секунд замешательства, отбросил в сторону кусочек странного шоколада и, почти умоляющим тоном, сказал ей:

– Но я голоден… У тебя нет ничего поесть?

– Почти ничего, – сказала девочка и тотчас добавила, – потому что… иди, посмотри…

Она взяла его за руку, и они вошли в дом. Пройдя по прихожей, декорированной в стиле рустик, она открыла большую дверь, и в тот же миг они оказались в огромном тускло освещенном коридоре.