Сергей Коняшин - Бригантина в песках

Одинок. Одинок. Одинок.

И казнён у стены одиночества.

От растёкшейся крови промок

Старый китель с пробитой наградою.

Одинок. Одинок. Одинок.

И закопан в лесу, за оградою.

Ветер треплет истлевший венок

Над сырыми гранитными плитами.

Лишь на кладбище не одинок,

Окружённый безвинно убитыми.

29 июня 2003 г.

Соловки

Во времена вселенского надрыва

Я выйду из

Пещеры, и с обрыва

Я брошусь вниз,

И полечу в дурманящую бездну,

И разобьюсь

О камни, и исчезну,

И растворюсь

В солёной мгле Цемесского залива,

Средь серых гор,

Где скалы и обрывы

Ласкают взор,

Где шелест волн в серебряном просторе,

Как бахромой,

Набрасывает море

На берег мой.

Когда себя не жаль уже нисколько,

И губы – в кровь,

Мне бы увидеть только

Мой город вновь.

2 сентября 2003 г.

Москва

Не браните меня, кореша,

Я не кинул родной Новорос.

Просто нету бабла ни шиша.

Я такими долгами оброс.

Если денег достать на билет,

Разве стал бы сидеть я в Москве?

Ничего здесь хорошего нет.

И соскучился я по братве –

Как мы с вами играли в футбол,

А вы гол не могли мне забить,

Как с уроков сбегали на мол,

Чтобы рыбу на спиннинг ловить.

А когда заступали на Пост,

В Вечном пламени грелась душа,

Примораживал пальцы норд-ост

К неудобным стволам ППШ.

Так что я вас не кинул, братва.

Я всё помню. Могу ли забыть?!

Да, вы правы, красива Москва,

Только мне её не полюбить.

21 октября 2003 г.

Москва

Заледенели копны тросов.

Заледенели.

На леер птицы прилетели,

И мы поймать с тобой успели

Двух альбатросов.

Зажато судно между льдами.

Зажато судно.

В студёном море выжить трудно,

И смерть, шаги считая нудно,

Идёт за нами.

И ветер свищет в такелаже.

И ветер свищет.

И, словно нищий, в море рыщет,

И, словно сыщик, слабых ищет

Средь экипажа.

Пустите в море альбатросов.

Пустите в море.

Они утопят наше горе

В пустом безжизненном просторе

Среди торосов.

28 ноября 2003 г.

Москва

Нет никого на целом свете,

Весь мир – как в прорези прицела,

Пока хлопок не вдавит ветер

В дырявый купол ПТЛа 2 2 ПТЛ – парашют тренировочный лётчика. .

И я парю под облаками,

Что безмятежны и глубоки,

Вдыхая жадными глотками

Ветров свободные потоки.

А может, мне остаться в небе

Без каски, строп и парашюта?

Я б улетел туда, где не был –

К уделу лучшему чьему-то.

Около 2003 г.

По неведомой мне нелепости,

Или воле Его Высочества,

Я застрял в осаждённой крепости,

Как отважный герой пророчества.

Всюду трупы моих товарищей

И героев, в боях прославленных –

Все горят в этом пекле жарящем

Средь обломков мечей расплавленных.

А драконы кружат над стенами,

Дышат вихрем огня сурового.

У меня капилляры венами

Вздулись в жаре костра багрового.

Красный флаг, на бинты распоротый, –

Очевидец моей свирепости.

Я остался последним в городе,

Я единственный воин в крепости.

Крошит стены землетрясение,

Я здесь узник чужих наручников:

Нам король обещал спасение –

Легионы отборных лучников.

Я так ждал здесь его вмешательства,

И с драконами я бы справился…

Не сдержал король обязательства –

И мой меч, как свеча, расплавился.

30 декабря 2003 г.

Москва

Здесь не багряно-красная заря

И не цветы благоухающего юга,

А лишь размытый силуэт монастыря

И леденяще-обжигающая вьюга.

На купола ложится белизна.

Кресты окутывает сумрачная бледность.

И через стёкла запотевшего окна

Неяркий свет живописует свою бедность.

Белым бело, везде лежат снега.

Вокруг одни снега до края горизонта.

Сюда трудна дорога и долга,

Как полоса ветрами прорванного фронта.

В хитросплетениях небесного огня

Среди вразброс танцующих снежинок,

Святую веру в Господа храня,

По запорошенной тропе плетётся инок.

Плетётся по тропе у древних стен

Одним-единственным вестителем пророчеств.

С ним не страшны ни смерти скорбный тлен,

Ни миллиарды соловецких одиночеств.

Здесь остывает медленно заря,

Размытый круг светила северного светел.

И вся Россия за стеной монастыря,

А над Россиею ревёт, бушует ветер.

11 февраля 2004 г.

Москва

Я вернулся в седое крошево

Своих юных и детских лет.

Вот и всё – ничего хорошего

В этом городе больше нет.

Горизонт не усеян птицами,

Над молами ревёт бора,

И я словно меняюсь лицами

С тем, кто предал меня вчера.

23 января 2004 г.

Новороссийск

Над куполами и руинами ревут

Уставшие израненные души.

Они нас заклинают и зовут,

Их хрипота закладывает уши.

В осоловело вздыбленной земле

Из ледяной пучины океана

Их убивали в каменном кремле

И низвергали в плен Левиафана.

Кресты, могилы, камни и венки

Окутаны в бессмысленность преданий,

Чтобы быстрей забыли Соловки

Печальный смысл их истинных страданий.

Здесь души сотен праведных мессий,

Но нет души последнего мессии,

Как среди сотен искалеченных Россий

Нет ни одной неправедной России.

19 февраля 2004 г.

Соловки

Николаю Х.

Бывает время,

Мой друг играет.

Когда мне плохо, друг играет на гитаре.

Струна от боли

Упруго стонет,

Пока печаль моя в аккордах не утонет.

Опустошённо

Гитара всхлипнет,

Устало крикнет и надорванно охрипнет:

– Давай за море!

За жажду риска!

Ты, как и я, приехал из Новороссийска.

Дожди и слякоть,

Мороз и вьюга.

Здесь нет деревьев и ветров родного юга.

И здесь над морем

Зеленоватым

Не кровоточат воспалённые закаты.

Друг улыбнётся

И скажет просто:

– А вспомни рёв осатаневшего норд-оста.

Взгляни на небо

И вспомни лето.

И подпевай хотя бы с третьего куплета.

Когда мне плохо,

Мой друг играет.

Гитара громкими аккордами рыдает.

Гитара плачет.

Гитара стонет,

Пока печаль моя в аккордах не утонет.

Февраль 2004 г.

Москва

Жажда мести застыла в его глазах,

Не топорщится больше холка –

Мой отец был в тамбовских убит лесах.

Он был волком, убили волка.

Прогремел карабин – он упал на снег,

Громко лаяли их собаки.

Я увидел кровь и услышал смех.

Меня взяли живьём, без драки.