Лев Мак - Иудаика

Свой народ Иегова
В августовскую ночь
Обрекает на голод
И закрытие почт, —

Ибо жизнь – лотерея:
Сунешь руку в мешок, —
Бог советских евреев
Над твоею душой

Наклонится, как лекарь, —
Замаячат вдали
Милосердие снега,
Неприбранность земли.

Ноябрь 1973

Ночь, луна.
Холм похож на крысу в тридцать третьей
Степени, при этом возведеньи
Что-то с грохотом пожравшую.
Наутро
Мы найдем, что Времени – не стало.

1974

Мой папа – похоронный музыкант.
Но всю семью кормил его талант!

Ему давал почтенье даже мент!
На нем сиял огромный инструмент!..

А как о нем всегда писали в прессе?

«Еще одной сенсацией Одессы
Стал геликон, запечатлевший в звуке
Больной желудок, изогнутый в муке»…

А? Хорошо?!!! И точно, как в аптеке.
Там знают, что сказать о человеке!

Голос:
– «Чем хуже времена, тем чаще похороны.
Но можно обойтись без геликона…»

Что он сказал? Начерта геликон?..
У НИХ хоронят под аккордеон?..

А я скажу: была у Бени мать:
Пойдите к ней спросить, как умирать!!!!…

Весна 1974

Под младою ватою с головы до пят
Ветром растормошенные, тополя скрипят.

Майский и погромный, ветерок шалит.
Вспоротой периною пух летит.

Жалко гнезд насиженных, горько плачет мать.
Скворцы прилетели, а нам улетать.

Ах, Одесса-мачеха, белы тополя!
Начинать приходится жить с нуля.

3. 2. 1974

Кто, простершись в пыли перед ангелом Божьим,
молит простить Содом
За десять праведников среди содомян?
Это мой предок, зовут Авраам, по-русски Абрам.
Я – корень в сто третьей степени от корня его.

Господи, пощади Россию, меня прогнавшую в ночь! —
Я молюсь, как мой праотец, за пять тысяч лет до меня, —
За десять любимых друзей моих, и за десять праведных их,
И за сотни возлюбленных душ у каждого из двадцати, —

Ангел жизни, помоги им из советской толпы
Своих праведников выбрать успеть, —

Перед тем, как из ясного неба ударит смерть…

Ноябрь 1974

…А снег все сыпал манной с неба,
Все бил, откуда и бралось?…

Как будто вновь народ без хлеба
Остался, и Господь поднес, —

Пусть не в пустыне запустенья, —
Здесь не Египет, Третий Рим, —
Россия, ждущая прозренья,
В кануне светопредставленья
Не замечает нас, бежим!

Сквозь беды, острые каменья,
Погромный страх уничтоженья, —
Надоумил нас Элохим
Спасти от рабства поколенье, —

Чтобы Народ, светясь в смятеньи,
Слова Завета повторил.

9. 18. 1975

Святая роща, где Горгона-слава
С повязкой на гноящихся глазах
Мычит постыдно, призывая смертных
Совокупиться с нею.

Истуканы
Мадам Тиссо расскажут о мгновеньи,
Когда повязка сорвана, и ярость
Ненасытимой твари раскаляет
Ее невыносимые зрачки.

1978

Боль правит космосом;
Все формы бытия —
Попытка избежать ее стрекала.
Ее отсутствие мы называем Богом,
Блаженством, истиной…
В отсутствие ee

Мы жить торопимся, осваиваем землю,
Влюбляемся, заводим семьи, любим,
Надеемся на случай…
Наслажденье
Ее отсутствием назвали красотой.

Какая пошлость в том, что прелесть утра,
Симметрия плода, цветка, кристалла,
Журчание ручья и птичьи трели —
Лишь формы страха!..
Камню и червю

Начхать на Рим, и только боль – Атилла
С бичом необходимости в руках
Гоняет сонный атом.
Разрушенье

Одной твердыни – есть созданье новой, —
Из тех же кирпичей!
Руины Рая
Свидетели тому, и наши храмы.

11. 18. 1978

Советской готики божок,
Прораб и архитектор страха, —
Ну что ж, он сделал все, что мог,
Чтоб не остаться горстью праха, —

Бальзамировщик преуспел,
Содравши кожу человечью,
Засунуть в грудь толченый мел,
В живот смолу и шерсть овечью, —

Комочки сморщенных желез,
Равно как и желудок тощий,
В рассол для будущих чудес
Погружены, святые мощи.

И череп, что вершил судьбу
Стран и народов полумира,
Уж не способен на бу-бу, —
Залит цементом лоб кумира…

Когда наука превзойдет
Природу, и из клетки мертвой
Зловеще жизнь произойдет,
Его родят из той реторты, —

Опять!

И лидеры толпы
Галактик, разузнав об этом,
Слетятся, черные волхвы,
На обреченную планету, —

Дабы прославить эту жизнь,
Навек продлить ее коленца,
И злые скипетры сложить
У ног ужасного младенца.

10. 29. 1980

Глядя на мир с невысокой горки,
Дуновением уст отгоняя слепней,
Видя перья на касках стражи,
Ожерелье из драхм на груди сирийца,
Слыша ржанье коней и всхлипы
Трех Марий, в ожидании смерти,
Пусть нелегкой, но скорой, скорой, —

Думал ли он о своем народе,
Кто писал и вещал о его приходе
Все предыдущие эры, эту
Не отличив от пропитанных муками прочих, —

Знал ли, что сделает Римский Кесарь,
Из-за деревца не узревший леса,
А за ним тираны, монархи, папы,
Их попы, инквизиторы и сатрапы —
С государством людей, не узнавших бога
В святотатственном нищем с большой дороги?…

Броневые плиты, буи и вехи,
Шпанские мухи, петарды, пули,
ДДТ, синтетика, пылесосы,
Блиндажи, бидоны, бинты, бинокли,
Огнеметы, танки, овчарки, гимны,
Сапоги, катоды, ракеты, бомбы…

Вот, чего он еще не знает
На вершине муки своей и славы,
Приколоченный символом к новой эре
Мук и бесплодных стремлений к счастью.

1981

Когда блудный Мессия евреев,
восставший из смертного срама,
В блеске славы вернулся к народу-отцу,
одряхлевшему в прахе, —
Сын не принял отца, – Исаак не узнал Авраама
В старике, изувеченном памятью, болью и страхом.

И пошли между ними разборки – весьма некрасивы:
Авраам разодрал на груди дряхлый талес
рукою убогой,
Крикнув: Грех Богохульства! —
а с иголочки новый Мессия
Проклял старца, был распят, и стал не Мессией,
а Богом.