Василий Галас - Глазами ясно видящего

Там он вьётся – где речка взяла
между скал свой разбег норовистый,
и всегда доведёт до села —
будь там что – вечный путь каменистый.
Упрекаем напрасно его:
слепо верен он нам – как собака.
Горный путь, он – судьба…
Положись на него:
из любого он выведет мрака.

Он идёт по глухой тропинке,
уводящей в лесную тьму.
Каждый листик, кусты, былинки
низко кланяются ему.
Он идёт по траве лохматой,
и приветствуют лесника
буки древние в два обхвата,
и журчание родника.

Утро. Солнца лучи упали.
К водопою олень идёт.
Птицы, кажется, и не спали,
ожидая – лесник пройдёт.
Он по чащам спешит, и, право,
не понять никак: почему
всё – деревья, цветы и травы, —
низко кланяется ему.

Замирают дубы и клёны:
на тропинке любви большой —
человек, в них такой влюблённый
не по долгу – а всей душой.

Тихо-тихо, неслышно
разливается мгла.
Травы стелятся пышно
по окольям села.
Облака на закате
занавесила даль.
На речном перекате
вновь туманная шаль.
Ускользает от взгляда
догорающий луч.
Набегает прохлада
с зеленеющих круч.
Слышно детское пенье —
это мальчик-пастух.
Луч воспрял на мгновенье
и во мраке потух.
Зажигаются окна.
Скрип усталый ворот.
Ночи летней волокна
небо тихо прядёт.

Выйдя в летнюю зарю —
я на ландыши смотрю.
Над прохладою листов —
колокольчики цветов.
Сладок ландышевый дым.
Я порхаю молодым.
На простой и чистый лад
тихо ландыши звенят.
В росах – ландышевый луг.
Диво дивное вокруг.
К чёрту жизни суету.
Праздник!
Ландыши в цвету!

Замирают все движенья.
На покой уходят звуки.
Молит скрипка утешенья.
Ветерка ласкают руки.

Без тропы иду по саду.
Вот и звёзды появились.
Плеск воды сулит прохладу.
Мне часы остановились…

Уж закат по капле тает,
и в росе – трава у ног.
Где та скрипка? Кто играет?
Музыкант он или… бог.

Что-то от лёгких касаний,
что-то от смутных слов
в строках моих писаний.
Значим любой улов:
чей-то напев вполслуха,
чей-то беззвучный крик,
ночью визит без стука,
в полдень разлуки миг…

Словом рисую краски,
шорохи, всплески вод.
Строки вселенской ласки
гордо несу в народ.

Едва дышало озерцо,
всё в ряске, словно в коже щучьей.
Макала юное лицо
в него луна, отставив тучи.
Струился млечный полусвет.
Камыш на берег прислонился.
Свой начал лебедь менуэт,
и лик луны в воде разбился.

Печаль хрустальная сошла
с высот на лилии-снежинки.
Та ночь – волшебная была:
на небе – звёзды как кувшинки…
Едва оно, как озерцо,
теплом и нежностью дышало.
Луны – мне чудилось – лицо,
как на воде, слегка дрожало.

Сон предрассветный
обошёл сады.
Застыла на весу
листва густая,
и плавно
зажигаются плоды.
И мрак ночи
уже бесследно
тает.

Уютно и торжественно в саду.
Там благостно течёт зелёный пир.
И воздух настоялся на меду.
Да, видно неплохая штука мир…
В распадки трав дорожка пролегла.
Кустов, от ягод, красным крыт халат.
И пчёл вокруг летает без числа.
Они не зря сегодня нарасхват.

Навстречу саду снова я иду.
Порхают – солнцем бабочки пьяны.
Я радуюсь и цвети, и плоду.
Поистине, ведь – лету нет цены…
Не пил – лишь пригубил его нектар.
Мне голову вскружило, чёрт возьми.
И я уже нисколечко не стар:
играю в прятки с малыми детьми.

Дождь.
Дождинки шепчут что-то
на ухо друг другу.
Их слова цветут без счёту
по лесу и лугу.
На закате, на рассвете
услыхать их можно:
повторяют речи эти
птички осторожно.
Ну а если в пику зною
где случатся росы —
пишет вязью их рдяною
земляники россыпь.

Слепого дождя
отодвинута сетка.
И в чистом зените —
внезапна, ярка, —
соседка грозы,
поднебесья кокетка:
к нам радуга тянет
витые рога…

И небо светлеет.
И мир изумлённый
враз тёмные ловко
меняет тона
на светлый, на ясный,
на сине-зелёный.
И радуга плещет —
как солнца волна.

Разомкнула ночь ресницы.
В небо солнышко взлетело.
Под его лучами птицы
меж листвы щебечут смело.

На земле роса живая.
Блещут лоз хитросплетенья.
День по капле – оживая —
пьют деревья и растенья.

Обозначил день рассветный контур:
в этом деле главное – начать…
Жарко приложилась к горизонту
солнца государева печать.
Зелени моря заволновались.
В чащах посветлело и садах.
Срок короткий птицы распевались,
а затем пошло на всех ладах…

Вот уже цветы принарядились,
и смахнула сны вконец земля.
Росы жемчугами раскатились,
напоив прохладою поля.
Млеет воздух, тёплый и пахучий.
Пыль вздымают ранние стада.
Ловят рыбаки счастливый случай
из глубин июльского пруда.

Ночь. Серебряная – птица.
Дом и сад из серебра.
Серебристая – водица,
и цветник среди двора.
А на нём – прекрасны! – розы,
серебримые луной.
На глазах от счастья слёзы,
и восторг владеет мной.

Серебрятся неба своды.
Вновь надежд огонь в крови.
Ощущение свободы.
Предвкушение любви.

Крепчает ветер. Будет буря.
Деревья клонятся к земле,
согласно головы понуря.
Играют капли на стекле.
Смешались запахи и звуки.
Дыхнула влагой синева.
Проснулся мир от жаркой скуки.
Кусты ликуют и трава…

Вот так всегда приходят грозы,
легко и будто не спеша.
В тот миг ещё душистей розы
и оголённее душа.

Спокоен месяц за окном —
диканьский бес ему не страшен.
Взошли, засеянные сном,
в верхах просторы звёздных пашен.
Свой тишина раскрыла зонт.
Мир светлой грустью занавешен.
Птиц не надышится бомонд
зелёной пряностью орешин.
Цветами пахнут сквозняки.
Духи плодов благоухают.
На счастья свет, как мотыльки,
сердца влюблённых упорхают.