Лев Мак - Книга поэм

Кровь отчизны твоей бьет в высокое небо,
и сам ты —
Потрясенный свидетель
последних мгновений свободы!!!

1968

1.

Мы измучили землю и небо. Там, где тесно
Человеческой жажде, просторно птице.
Узы веры
Помещают Создателя в центр паутины.
Каждый ловит себя на постыдном,
навязчивом жесте.
С каждой крыши
Мы наблюдаем, как Он созерцает,
Не в силах Ему помешать созерцать, заставить
Вмешаться, спасти от погибели,
снова послать к нам
Если не Сына, то Дочь, – ведь должна быть
Дочь у Бога, родная Сестра всем известного Брата?!..

2.

Жить настоящим почти невозможно.
В горле
Песочных часов, между Еще и Уже, в тесном кране
Сосуда Грааля-Пантагрюэля, в капилляре,
В сгустке растущего тромба, на грани
Кристалла огня, – в поцелуе, агонии, жесте
Заклинающем метаморфозы, – и, бесспорно,
Скорее в поэзии, нежели в прозе.

Ибо грядущее, вытекая, как выбитый глаз,
В крике боли становится прошлым для нас.

3.

Снова нужен пророк-оптимист.
Вот и проблема
Утилизации решена: выведен новый
Сорт крыс, пожирающих пластик. Дезодоранты
Зело украсили жизнь: любовные игры
Боле не пахнут селедкой, – вульгарный компьютер
Наделяется признаком жизни; создание гаммы
Мыслящих роботов открывает пришествие эры
Рукотворной природы…

Древняя притча изгнанья из рая опять актуальна:
Нужен Мессия,
Кто научит нас математике Веры, преподаватель
Техники жизни в бетонных пространствах Грядущего Мира.

4.

Биолог изучает волокна, стоматолог – дупла.
Что не ест саранча, пожирают сомненья. Погубить человека
Много проще, чем вылечить зуб.
Древний дьявол
Мастерит часы из мясорубки, кроит
Новое знамя из ткани, пропитанной ядом:
Мы целуем его, присягая… Грозно
В полночь светятся окна Его кабинета.

Чистый ветер
Влетает в нечистые легкие и вылетает нечистым.
Души
Наших детей, что откованы нами из гулкой,
Медноблещущей бронзы благих упований,
Перелиты в ременные бляхи, ракетные гильзы,
Антенны радаров…

5.

Что сказать о любви, если смысл бытия
ускользает от слова?
На кремлевский паркет
Выбегая бесшумно в шевровых сапожках,
Сын сапожника знал, что скроить из шагреневой кожи
Освежеванной пыткой российской Свободы, —

Отныне и присно
Судьба Человечества в сфере высоких
Компетенций тирана, – ежесекундно
Его благодушие дарит нам жизнь.

Пресса дружно
Называет его миротворцем…

Увы, от Создателя Мира
Его отличает порочная страсть к кулебякам:

Кулебяка есть тяжелая русская пища.
Ее несваренье,
Отягощенное яростью и геморроем, приводит

К цепи событий, порой угрожающих жизни
На планете Земля.

6.

Свобода есть невидимый обряд
Отмены времени, происходящий просто,
Без церемоний, в полной тишине,
При нескрываемом презрении к пространству.

В системе единиц свободы боль
Любви равновелика. Отстоянье
Их друг от друга равно сумме бездн.
Эдем и Ад – метафоры свободы.

Но в нашей метафизике убогой
Пространство – Божество, а Время, время —
Не деньги, – Дьявол.

Умри-умри! Кричит ночная птица.
А днем нас убивают по приказу.

7.

Так чувствует себя, страшась болезни,
Доноса, слежки, микрофона в спальне,
Грохочущей гортани пропаганды
Член населения, обычный человек.

Боясь всего, подозреваем всеми,
Седея в играх страха, расставляя
Коллекции невидимых убежищ, —
Тал делаем и говорим. Наш пафос —

Ирония. Попавши в западню,
Построенную глупым людоедом,
Мы побеждаем смерть, вливаясь в стадо
Его бессмертно блеющих овец.

Мы блеем хором. Здесь блеянье – пропуск
В страну благополучия, пароль
Покорности судьбе, клеймо причастья
К распятию и пыткам миллионов, —

Замена казни медленною пыткой
Предательства, растянутого в жизнь.
8.

Сей грех высвобождает фатум: ангел
Уже не защищает твое темя, —
Кривым мечом перерезает сильный,
Божественный, неодолимый кетгут,
Каким пришита к темени душа.
Встречая солнце за спиной убийцы,
Не слишком торопящегося с казнью,
Оглядываясь на цветы и крылья
Парящих птиц, ощупывая землю,
Любой надежде подставляя сердце,

Мы видим не Эдем, не первородный,
Потерянный по ложному навету
Господний сад, а Первозданный Ужас!..

9.

Павлины, пьющие из пинии, обвитой
Крутой и хищной виноградной гроздью,
Равно ль бессмертны? Или тот, кто справа, —
Зеркально симметричный левой птице, —
Бессмертнее приятеля? Что выше:

Хлеб, преломленный Богом, иль вино,
Его рукой разлитое по кружкам?..

Ответьте, ангел стражи, рыжей охрой
Рисованный на дряхлой штукатурке, —
Вновь идеалы смерти движут жизнью,
И надо знать, как поживает Тот, Кто,
Невидимый, стоит за зеркалами
И отражает ненависть в любви.
10.

Летающий сквозь Время, о, великий,
Незримый Соглядатай, помоги мне
Свести концы с концами, горстью следствий
Дать по лицу причине, разделить

Число плодов в садах Семирамиды,
Когда-то жившей в Вавилонской башне,
На пленных и рабов, месивших глину
Для кирпичей во всех ее угодьях, —

Полученное частное пусть станет
Коэффициентом приращенья знанья,
Параболой прогресса… Ангел Смерти, —
Сочтем эмоции и подытожим в списках
Ты – боль, я – радость, —
Выведем кривую
Зависимости страха от надежды, добра от лжи, —

Чтоб получить в итоге
Трильон оргазмов и миллиард агоний.

11.

Что это я болтаю?.. – не трудитесь,
Любезнейший, изгнать меня из кирхи:
Я, право, не агностик. Богохульство
В наш подлый век, готовый к катастрофам,
Давно не грех, а признак любопытства
(Цинического, правда) к постоянству
Символики трактовок бытия…
Душа сомлечна Вечности, Надежда
По интенсивности подобна Боли,
И ей равновелика… В каждой твари,
Коль присмотреться, хрипло дышит Космос…