Василий Фомин - Гимн комару. Премия им. А. А. Блока

Друзья! Сюрпризом, без сомненья,
Вам будет исповедь моя.
Так извините мне волненье
И не сердитесь на меня.
Я школьным классикам вослед
Иду неверными стопами.
А этих опусов предмет
Вот-вот предстанет перед вами.
Кто он? Покуда умолчу,
Тут тайны нет – я так хочу.

Я, в силу прирожденной лени,
Особо формы не блюду,
Но вы не ждите извинений:
Ведь в пиитическом ряду
Я крайний слева по ранжиру,
Так, согласитесь, каждый жить,
Как хочет, волен, и любить,
И истязать несчастну лиру.
И пусть мне скажут: все вторично,
Мне это, право, безразлично.

Играл ветвями ветер шалый,
Вступая с пылью в шумный спор,
Дождь начинался; я, усталый,
Свернул на постоялый двор.
Хозяйка, добрая старуха,
Поесть внесла, я сел и ел…
Напев, приятнейший для слуха,
Вдруг с антресолей долетел,
Вмиг в моем сердце воскресив
Равеля праздничный мотив.

Я, к сожаленью моему,
Воспитан был не в лучшей школе;
Там получал я – поневоле —
Лишь упражнение уму,
Лишь факты там преподавали,
Смесь цифр и букв излить спеша.
И в запустеньи пребывали
Мои и сердце, и душа.
Как сад, где рядом – так и сяк —
Растут и розы, и сорняк.

Поэзии я не любил,
Был равнодушен к рифмы пенью.
Хотя порой и находил
Забаву в строчек повтореньи.
Читал же много – что попало,
Без рассужденья, без систем,
Запоминал, однако, мало…
Но научился, между тем,
Довольно складно строить речь
И пользу из того извлечь.

Цветную музыки струю
Не знал и сторонился злобно,
Напоминая ту свинью,
Что небо видеть неспособна.
Однако годы шли, и книг
Смысл до души моей достиг
И некую сместил преграду,
Я обратился снова к саду,
Стал свой возделывать цветник,
В гармонии найдя отраду.

Обрел я Гайдна торжество,
Затейливый изгиб Бизе,
И венских вальсов маркизет,
И много разного всего,
Что гений в этот мир принес;
Но чуждо мой Равель звучал
В стране, где больше слёз, чем грёз.
Я тщетно в жизни суть искал,
И беглый взгляд мой отражал
Кругом бессмысленный развал.

Я думал: как же скучно жить!
Вертится колесо Фортуны,
И так же тянут парки нить,
Взирая вниз на мир подлунный.
Я не потомок Чингисхана,
Да кто их видел, тех татар!
На дне разбитого стакана
Собрало солнце весь свой жар.
И отдает нам по чуть-чуть,
Напрасный освещая путь.

Все это вспомнил я, когда
Услышал голос с антресолей,
Огонь, рожденный изо льда,
Святой и сладкой полный боли.
– Кто там, хозяйка? Расскажи,
Чей это голос вдохновенный
На этой мызе сокровенной
Среди заброшенной глуши?
– Ах, парень, тут беда такая.
История-то не простая.

– Так кто? – Племянница моя.
В консерватории училась
Она в Москве. Её семья
Её успехами хвалилась.
Но жизнь в столице – ад, содом,
Гулянки. Водка и постели.
Наркотики. Затем с панели
Нам удалось её с трудом
Забрать. Теперь живет со мной.
У ней неладно с головой.

Она заплакала. Я встал.
– Как жаль! – Да все по воле Бога…
– Я поживу у Вас немного…
Как бы магический кристалл
Вдруг в голове моей, сияя,
Вращаясь, осветил кругом
Благословенный этот дом,
Где сумасшедшая младая —
Столице бешеной упрёк —
Тянула призрачный свой срок.

Когда проснулся я, светало,
Еще метались по стене,
Как бы в колодезе на дне,
Ночные тени; было мало
Так звуков в воздухе пустом,
Что весь, казалось, вымер дом.
Оделся я и вышел в сени,
Чтобы отдать природе долг.
Ты, мой читатель, без сомнений,
Сам понимаешь в этом толк.