Вячеслав Дорошин - Наговорившись с тишиной… Избранное. Книга первая

бесконечно…

Войдёшь в мой дом и не закроешь дверь.
Вслед за тобой ворвётся запах мокрых листьев.

Дыханье осени под стать душе моей –
не обнадёживает, холодит лишь мысли.

Войдёшь ты в дом, насмешливо взглянув
на странный быт моей заброшенной квартиры.

Привык лелеять здесь я только тишину,
забытый напрочь вдохновенной сладкой лирой.

Войдёшь…

А знаешь, я ведь ждал тебя,
предчувствуя – всё именно так будет:
под монотонный хлюп осипшего дождя,
в какое-то из мрачных полнолуний.

Мне вымолить ещё бы день один…
Но понимаю, что он прожит будет также.

Есть Одиночество – мой бог, мой господин.
Есть я – в его безвременье попавший.

Коснёшься ледяной рукой своей.
В глазницах – пустота, но ты – красива…

Развеются листки календарей:
где лето? где весна?
Всё мчится мимо…

Лишь осень – эта гиблая пора
пред снежным, мир объявшим, избавленьем,
со мной ещё побудет до утра,
до самого
последнего
мгновенья.

И буду долго-долго я смотреть,
как растворяешься ты в утреннем тумане…

Сегодня ночью приходила Смерть –
убила осень.

Снег под утро выпал
ранний…

Он обнимет тебя.
Он согреет тебя.
Он излечит от зимних недугов.
Обжигающий свет.
Исцеляющий свет.
Он, наверное, мог бы стать другом.

Ты касайся его.
Ты влюбляйся в него.
Ты тянись к нему всею душою.
Ослепляющий свет.
Нереальнейший свет.

Чуешь?
Это запахло весною.
После долгой зимы,
очень долгой зимы,
что ещё до конца не изжита,
ты поверь в этот свет,
ты прими этот свет –
он святой,
он почти как молитва…

Тянешь тонкие ручки,
а слёзы бегут –
то ль от боли они,
то ль от света…

Врач сказал как-то сухо:
– Дождёмся весну…
И подумал:
«А будет ли лето?..»

Не первоцвет. Но и не вянущая роза.
Уже вкусившая все «прелести» любви…

У этой женщины так много было в прошлом.
Хотя всё главное – пожалуй, впереди…

Взгляд не уставший – он немного стал мудрее.
Слегка угас, но не сказать, что потускнел.
Не всё так гладко у неё, на самом деле…
А кто сказал, что грусть – её земной удел?

Она умеет быть приветливой, негордой.
Она умеет улыбаться и шутить.

Желает нравиться, отслеживает моды…
Да, обжигалась! Но не может не любить.

Принять её – такой, как есть, не каждый сможет.
Случайным ласкам не доверится легко.
Ведь не какая-то там женщина, а «с прошлым».
И это прошлое ей многое дало…

Не первый снег – давно сменились снегопады,
что укрывали от немыслимых обид.
Зима в душе – да разве ж ей такое надо?
Ведь сердце бьётся, даже если и болит…

На сто разлук одна единственная Встреча –
одна, способная всё в жизни изменить.
Не время лечит, а другое что-то лечит…
Вдох полной грудью – то, что даст ей дальше жить…

У этой женщины так много было в прошлом.
Хотя всё главное – конечно, впереди…

Понять её кому-то будет слишком сложно.
Но Кто-то встретится на жизненном пути…

Тот, Самый Главный, – кто и примет,
и простит…

По крайней мере, за былое не осудит.
Расчёт ли в том, – кто с кем, когда и для чего?
Осталось прошлое, оно – как книга судеб:
Святое что-то и… что колет под ребро…
Так было, есть и так всегда на свете будет.
Ипусть однажды… просто станет ей… легко.

Её не заманишь простуженной лаской,
сочувственной скорбью и прочим «ля-ля».

Есть те, кто намного её в жизни счастлив.
И нет – тех, кого поглотила земля…

…Когда в её доме случается праздник,
приходят друзья и, конечно же… Он.
Счастливчик, что выжил в тот день смертной казни.
Клеймо: соглашенье обеих сторон.

«Остаться друзьями», стряхнув боль и слёзы,
как пепел.
Окурками – прошлые дни…
Приклеенный лоск на лице слишком розов.

– Ну, что ж… раз пришёл, не вопрос, – проходи…

…Чудеснейший вечер, стихи под гитару.
Друзья и подруги – как с ними легко!
Счастливые люди, семейные пары…

Её же семью обезглавил раскол…

И он перед нею – вот что притащился?
Не зря говорят: «уходя – уходи».
Есть сотни предлогов: вспылил, извинился…
Но после развода – какое «прости»?

– А жаль, что, ребятки, вы всё же расстались, –
любимою темой вновь кто-то вздохнёт.
Она промолчит, грусть утопит в бокале.
А он ухмыльнётся. И снова нальёт…
У них есть ребёнок – такая девчушка!
Единственной радостью полнится дом.

– Иди-ка, ложись, – поцелует в макушку. –
Уже слишком поздно…

А он же, а он
дождётся опять той удобной минуты,
когда ночь разгонит гостей по домам.

– И ты собирайся…
– А может, я… утром…

И – «преданный» взгляд. А когда предавал –
уже и не помнишь?

– Нет, я не оставлю…
И руки свои от меня убери!

– Я понял…

Уходит.
Как будто в печали.

«Другой стрёмной дуре на жалость дави…».

Закроется дверь.
Ни шагов, ни ухмылки.
Безжалостно всё эта ночь растворит.
К холодной стене прислонится затылком…

– Мам, снова ты плачешь?
– Нет, доченька… спи…

– девичье, глупое –

Расстёгивал по пуговке,
а вот одну – сорвал.
В доверчивые губоньки
так страстно целовал.
Податливые ноженьки
умело разводил…

«Ах, что же это, что ж это?
Неужто полюбил?».

…И закатилась пуговка
куда-то под кровать.
«Не буду же, – подумала, –
её я поднимать…».

…А ночь хмельная, пряная
под утро и прошла…

Любовь же окаянная –
ему я не нужна!

Ушёл к другой девчоночке –
с ней также поиграть.