Юрий Занкин - Мой огненноживящий Ангел «Честь»… он Есть

мёртвый Сатана…
А

я
терплю. Как
я
терплю? Молюсь
о «Праведном Огне»…
мне б
вспыхнуть «Праведным
Огнём»… Мне б
вспыхнуть в «Праведным
Огне»… в
«Огне Времён»…
в
«Огне Живых Времён»…
сгорит
недвижно
мёртвый Сатана…
недвижно
ветхий

Сатана…
Когда – то…

давным – давно,
в
Игре Времён…
в Игре «Живых

Времён»… была
мне
верная
жена… Ты ж
не
виновна…
была
обманута…
и мир
обманут
был…
он
обманул тебя
и мир,
он
умертвил
тебя
и
мир…
ты
ж не
виновна…
была
обманута…
и Мир
обманут
был…

Пусть
я
погибну…
во имя «Светлого
Огня», во имя
«Оживившего Огня»…
Огня
«Живых
Времён»…
палящего «недвижный
этот
мир»…
крушащего
недвижно
лживый

мир…
Творящего
затем
«Живой

и Новый Мир»…

Да,
я
исчезну…
в «Огне Времён»…
став
этим «Новым
Временем»…
Зато
Спасу
я
Мир… Спасу
я

и тебя… Жена…
и

потому сгорю
в «Огне»…
в подвижном и

«Живом» во мне…
Терпи ж
и
ты,

Жена…
Твой Дух
проснётся
снова… и Лучший
Мир
возникнет снова…
вдохнётся
жизнь в
«Живое»
снова… Вселенная
родится
с
нова…
исчезнет
ветхий

Сатана…
Ты ж
не исчезнешь в
вечной

тьме…
в холодной
гибельной
зиме… ты

не
замёрзнешь…
Ты не
замёрзнешь…

терпи ж и ты…
Терпи ж и
ты,

Жена…

Терпи ж
и
ты…

Бахчисарай…

Фонтан…

Слеза Гирея
точит
розу…
Бюст

Пушкина
залитый в позу…
туманно на слезу
глядит.
…Шум детских

голосов…
Стук обуви
о
мрамор…

В саду
льёт
дождь…
Скучающие дамы
бредут в гарем…
В проходе
Тёмном…

зловеще не
заблещет
шлем.

…Нет евнуха!..
Ремонт в
саду…
Наложницы
уснули… А
выше православный

скит
блаженно
помнит

маету: «Здесь
роза спит…
и плача над
уснувшей

розой
уснул затравленный
пиит… тоской —
слезой залил
Луну…

Свет от
Луны
пал
на засохший
куст… пал на

засохший куст…
на
мёртвый и недвижный

куст…
во тьме
зацвёл

уснувший куст…
и будто
вновь стоит
в цвету… «тоской —
слезой облитый»

куст… а на
яву
уж мёртвый куст…
во сне привиделось

«Начало»: сквозь
лунный сон
расцветший
куст…

ещё недавно
гиблый
куст…

Пиит здесь
оживил
«Луну»: сквозь
лунный сон
зажёг

Звезду…
воздвигнул Тёмную
Луну…

на оживление всех «мёртвых»
подвигнул
спящую
Луну.
При
жизни
был рабом
у Солнца…
теперь
сам
пестует
звезду…
На оживление
«уснувших»
во

тьме
зажёг

«звезду – Луну»…
как – будто
вновь ожил…
ожил,
подлунный
маг…

сам
оживляет «мёртвых»…
сам
вдохновляет
«мёртвых»:

Стихами…
балует Луну…
стихами…
оживил

Луну…

стихами…

Стена – вот…

Вот – часы…
Вот —

рама!
За рамой бьётся

ветка,
издёрганная
под курок.
Нет за

окном…
ни
яду…
ни нагана…
Но ветка
Бьётся,
выбивая «срок»…

А
вот и
рок:
трепещет ветка под
«курок».
Скажи мне,
Ангел, в этот

срок: пошто
за каменной
стеной…
трепещет
ветка?..
пошто испуганною
птичкой во
мне
забилась эта

ветка…
и тут же
жми
на свой
курок…
я
отработал
свой урок…
и потому
исчезну в
«срок»…
я
получил под
зад пинок:
я

поиграл…
а
вот и
«рок»: подходит

срок… я проиграл…
жми… жми
на
«курок», моя
«испуганная

птичка»… привет
тебе,
«Юдифь —
с косичкой»…

привет тебе,
моя

любовь: Любовь —
с «предсмертьем»
перекличка…
тебе привет… смертельна
Новь:
и там
и здесь эпилептична
моя
вспорхнувшая с

Небесной ветки…
всё та ж
«запутанная» птичка…

…Всё та ж…
сквозь
бренный
хаос – сон…
поющая о

Хаос – Небесах
Безумная
«певичка»…
тебе
привет…
тебе
привет

моя
«смертельная
сестричка»…
Тебе

Привет…

Две

Тени стоят —

по
ту… и

эту
сторону стекла…
какая
более реальна…
Должно
быть

та, что более
печальна…

Та
у которой стеклянно
дрогнула слеза…
стеклянно
выпала

слеза…
И
Там и
Здесь я
вижу

Тень…
и там

и
здесь…
вздыхает
день…
и
там и здесь
две

Тени…
тоска от
бдений:
и там
и здесь…
тоска – а…
тоска – а – а…

…тоска – а – а – а…

И всякая
мне
пальцем
в грудь: «Исчезнешь сам…
истоптан
путь… исчезнет
даже «тень
твоя»…
сверкнёт
лишь зеркало
к исходу

дня…»
А я

смотрю… и
в самом
деле:

нет меня…
по
эту
сторону
нет тени…
по
ту… нет
даже лысого
меня… Пустое
зеркало
«бредова
пня»…
что ж я
«здесь»
делаю коль

нет
меня…
в разбитом
зеркале…
пустого
дня…
осколком

зеркала…
осколком зеркала…
осколком
для…
да…
для чего
я
жил!..
гулял
и
пил… а умер

от чего…

а
умер для
чего»…

…а умер…

Вон в
Зеркале…
должно быть

я: синеет нос…
раскисши
губы…
В зрачках
мутнеют

два верблюда,
и «рыбий»
глаз
задрал свой
угол,
и смотрит
мрачно

и лениво…
На бледных
щёчках
тень пугливо