Нина Павлова - Я останусь с тобой навсегда

Застыв в немом оцепененье,
внедрялась в память силой всей…
в глазах закрытых перед нею
мелькали тени прошлых дней.

Любовь и жизнь, владея словом,
спешила в рифму изложить…
Летящий почерк букв неровных
напоминал морскую зыбь.

Привычный кашель дрожь сменяла,
строфа бежала за строфой…
В «антракте» складки штор линялых
вдыхали горький дым «Сафо».

Неотступно тараня броню волнореза,
о бетон разбивались бугры водяные…
Брызги, взмыв в вышину, вновь в зелёную бездну
возвращались хрустально-искрящимся ливнем.

Кончен пляжный сезон. Под жестя ′ным навесом
прячет лодки рыбацкие сумрак сгущаясь;
прислонясь, тесно к прутьям решётки железной,
полуспит в одиночестве старая чайка.

Ждать чего… смысл какой на земле оставаться,
если завтра бесстрашно над морем не реять,
не парить в облаках, вниз игриво бросаясь.
Здесь без неба и волн жить она не сумеет.

Ветер тёплый беззлобно кидается пылью,
только сдвинуться в сторону птица не в силах,
тянут вниз поредевшие серые крылья,
боль с печалью во взгляде потухшем застыли.

В час вечерний, в пространство прохладой впиваясь,
на прибрежные камни ложилось затишье…
След невидимый на облаках оставляя,
ночь спускалась неспешно в салопе черничном.

По лазури скользя золотыми лучами,
разгоралась заря, ясный день обещая.
От прибрежья вдали,
гордым взглядом прощальным
в небо глянула чайка, полёт прерывая.

Даря взамен уютность и покой,
глотала печка жадно подаяние…
Царил в избе просторной дух лесной,
по зеркалу скользили блики пламени.

Забавно
кот мурлыкал под столом,
в безлунии
осенний дождь накрапывал,
клонило в сон приятное тепло
и вдруг…
ты стал читать стихи Ахматовой.

Кончался стих, шептала я: «Ещё…»
Их слушать
мне хотелось нескончаемо.
В них,
так понятно-близких,
было всё:
любовь, надежда, горе, боль, отчаянье…

Передо мною,
то взвиваясь ввысь,
то вниз летя,
в безумном состоянии
металась чёрно-белой птицей жизнь
рабы господней, наречённой Анною.

По квартире тишь разлита…
Стёкла
в бархатных пальто.
Чудом средь увядших листьев
бальзаминовый цветок.
Плотно форточка закрыта,
шторы вздёрнуты наверх,
на стене кружок открыток,
пыль впилась в ковровый мех.

Голый стол… на нём вразброску:
томик Блока,
счёт за свет,
нитки, ножницы, расчёска,
ручка,
с адресом конверт.

Жаждой мучается фикус,
телефон прошит тоской,
рядом с тумбочкой безликой
в блюдце kitekat сухой.

Лунно…
Дышат льдом окошки,
что ни час
мороз сильней.
В кресле женщина и кошка,
приблудившаяся к ней.

Под ажурным козьим пухом,
рано люстру потушив,
жмутся бережно друг к другу
две озябшие души.

В дни предновогодние, светясь огнями яркими,
ароматностью дымя, шумят зазывно ярмарки…
Масло, ряженка, творог,
сметана, сыр, копчёности,
груши, яблоки, изюм, изделия печёные!
Палтус, крабы, сельдь, икра,
мёд, коньяк,»Шампанское»!
Не просроченное всё…
своё…
не иностранское.
Восхищает, радует всех атмосфера праздника;
кроме сытных вкусностей, здесь и забавы разные.

Песни… танцы…
попугай
/в горжеточке кокетливой/
просит пять рублей всего за «счастье по билетику».
Птица вертит головой…
Я, взгляд поймав пророческий,
сто рублей кладу в кувшин…
Мне тоже счастья хочется.

Цветно. Ароматно.
Отрадно. Зеркально.
В предпраздничный вечер не мучает стынь,
и кажется, цедится с неба сквозь марлю
сиренево — розовый благостный дым.

Вальяжится ёлка в роскошном убранстве,
средь веток фольгой ангелочки шуршат,
«кипит» в морозилке
бутылка с шампанским,
котёнок урчит, под столом копошась.

Поник на стене календарь пожелтевший,
сегодня с него
лист последний слетит;
в велюровом кресле «храпит» безмятежно,
в костюме отглаженном
плюшевый тигр.

Давайте за Старый /покрепче/ по полной:
для всех был нелёгким пылающий год…
Отпустим обиды.
Уйдёт пусть довольный.
Пусть Новый в дома наши радость внесёт!

Мокрый снег облепил стены зданий.
Город, сырость впитавший, продрог.
Хлопья в стыках ветвей застревают;
не видны перекрёстки дорог.

Окольцованный сумрачной ночью,
гнётся к мрамору вечный огонь,
малолюдна Дворцовая площадь,
пусто возле Ростральных колонн.

Спят мосты разводные спокойно;
далеко до фиалковых дней…
над ещё незамёрзшей Невою
ветра стылого тянется шлейф…

Смеркалось… На морском вокзале мигали ламп цветные
плети,
легко от берега отчалив, дал теплоход гудок последний.
Винт, с силой в водный пласт врезаясь, толкал корабль…
С надрывным криком,
летя вослед, хватали чайки наверх взлетающую рыбу.
Душа моя не разрывалась… я по своей лишь только воле,
взяла билет в чужую гавань, в край эвкалиптов и магнолий.
Ночь лунная в иллюминатор вливалась нежною прохладой…
не представлялось, что когда-то такой же… я вернусь обратно.

Раскачивало судно ветром, вздымались волны, плача глухо…
Мне снились дом, родные, детство, река и радуга над лугом.

Царапал горло ком застрявший… Под ритм пульсации неровной
вползал под кожу дым акаций, летели к берегу швартовы.
Мигали ламп цветные плети, спускалась тихо я по трапу…
Спустя почти двадцатилетье, корабль привёз меня обратно.

Ночь, коснувшись деревьев понурых,
скрылась, сверив с авророй часы;
пыль седую рассеяло утро,
заслонив даль туманом густым.

Тишь царит на приморском бульваре,
укрощённый прибой не ворчит,
выдыхая тепло,
свет фонарный
пеленает озябший гранит.

По кленовой аллее пустынной,
поджимая коротенький хвост,
недоверчиво пробуя иней,
семенит за хозяином пёс.

Став ничьим, на скамье замерзает
белоснежный букетик гвоздик
видно кто-то, придя на свиданье,
не дождался объекта любви.