Александра Барвицкая - Гольяновская весна. Поэзия пробуждения в затворничестве

Если ты бог,
из себя сотворивший Адама,
для нового «мы» – в добро (!),
не пощади бок:
вынь из нутра самое
важное ребро.

Самое цельное и крепкое —
без соскоблины чёрной метки!

Именно то, которое —
явью снова —
будет держать опорой
вящего «мы» основу.

Для корневища рода
свою не щади природу!

И разотри в ступке —
в пух и прах!
Будущие поступки —
соль в руках!

В сверхзвуковые смыслы —
прошлого коромысло!

Праху добавь сердца —
тепла вдохни!
Но, запирая дверцу,
ключи храни.
Ключников нынче мало.

И расцвети алым! —
Не экономь на венах
для будущего колена.
…

Если ты бог —
создавая свою Еву —
не пощади бок,
не пощади чрева!

Время сгустило плотность. —
Праху оставив тленное.
Время открыло рот. – Есть!
Кровью вскормить гения!

Путь из земли – да – в землю —
Не для меня. Приемлю.

Кровью сочится слово —
По позвонкам – в небо.
Сроком земным – условным —
Стану для неба – хлебом.

Стрелки —
срослись – в стрелы.
Руки —
сплелись – в звуки.
Стрелки в руках – мелом.
Звуки – бельмом гулким.

Время настало вере —
Вечность вдавить в виски.
Время открыло двери —
В Ершалаим ПОЭТский.

Время – тугим замесом —
Тысячелетье – в час!

Барышни-поэтессы,
Я покидаю вас.

девять дней до исхода.
и сорок ав —
позади —
утекает
в песок.

испарённую воду
пустынных глав —
в груди —
замыкать срок.

время сбрасывать ношу тел —
балласт
затрудняет ход.

обновлённостью —
наш удел —
в девятый войти восход.

забрюхатив барханом,
печь
крематория,
ржавя пасть,
шкуру прошлого будет жечь! —
наше рабское
жрать
всласть,
отрыгнув иллюзорный жом —
тот, что в сладкое мажет рот —
тельценосным сном,
миражом! —

нам – без шкур – за громом – вперёд!

девять дней без огляда
камни
в ногах
крошить.
не моли о пощаде.
так надо.
Он так решил.

девять сумерек нам до дома. —
ночь,
не дрожи!
девять суток застряли комом. —
только бы пережить!

девять дней до земли,
в которую
держим
путь.
девять дней до исхода.
не дли!
эти бы
дотянуть.

чёрного мрамора крошки
в перистом небе висят
крайнего срока гирей. —
ровно на двадцать четыре
в два раза по шестьдесят
(и ни секундой больше!).

в выдержанном вине
зимнего чана —
прокипячённые.
(о чём вы? —
набравшиеся до отчаяния
за девяносто дней!)

поворачиваясь то одним,
то другим боком —
вселенскую наготу прикрывая личным —
высушиваются выпотрошенным
солнцепёком:
двустранным столичным.

(песочек назвался – пророком?
значит – жди своего срока!)

открывается в полночь ров. —
ноль-ноль – на швейцарских.
циферблатные – к чёрту! – швы!
и по талии коридора миров
перетекает царство
секунд живых.

здесь песок даст камням фору! —
смело
в руках мни!
бесконечность – всего лишь форма,
создающая тело
времени.

В поднёбии – звук дрожит…

Ей шёл сорок первый.

Она сорок первый встретила,
когда полюбила жизнь.
Танцуя на кончике нерва —
новью – взахлёб – бредила!..

Радуйся, детка! Радуйся,
пока не заметила
висящего под числовым градусом
знака смерти…

Он был сорок первым снизу
и первым сверху.
Почти невинным…
Казалось ей – в той прорехе
солнце луну близит —
сшивать пуповину.

Казалось ей – счастье соткано! —
Лепестками вышито:
«Плыви по небесной выши ты,
моя лодка!»

Казалось – дана ей ось
Державная!
С болью покончено самосожжением.
Но было рано…
И двадцать вторая данность —
ранами
Дня Рождения
впаялась в атомы – демоном! —
Заржавила!
Впечатала алым в историю,
окровила и обескровила.

И в жанре классического хоррора
Демон Максвелла в её теле хозяйничал —
как в ничьём!
Адом чадил в грудине,
запретив колокольный звон.
Сжимая виски льдиной,
гнал разум на выход:
– Вон!

И не верил никто в ту червлёную пору
в её будущее – впереди.
Но она поднимется и победит
в битве уицраоров.

тело истории было уже загаженным —
до истерии с возникновением гаджетов,
до самогона постгорбачёвской «браги»,
до гулага,

до rusticorum terra,
до точки
в лубянской лодочке,
до Бриков,
до петли Англетера —
были странные лики.

до кинохроник и лампочек Ильича,
до «перекованного» меча,
до орала. —
орало
тело!

до тридцати Иудиных,
до мигрени Пилата,
до постулата
Ирода,
до Саломеи,
до головы на блюде,
до
Содо-
ма,
до садо-ма…,
до лестницы
Вавилона,
до любого закона,
до змея.

чёрные дыры, латаясь белыми пятнами,
горлом зашитым надрывно сипят! но мы
знаем, что даже ещё до Евы —
до первоматери! —
сделала
дело
своё старательно
дева
Лилит.

только одна
она
ли?

чем выше плотности рост —
тем меньше цена единицы.
дрянной квартирный вопрос
испортил не только столицы.

чем гуще набит живот,
тем ниже душа живёт.

закон притяженья – вес
имеет и за пределом.
играя на интерес —
мамона народы раздела.

по тельцу земли – метастазы
ползут, разъедая двери.
метит вселенский разум
зверя.

от сбора таких урожаев —
у неба чернеет в руках.
но поэты – божьих детей рожают —
в подвалах и на чердаках.

на первый-второй – расчёт (!) —
покажет гамбургский счёт.