Леонард Коэн - Пламя

грозится нас убить он
так часто и так чисто
скажи, что его любишь
и он чуть-чуть смягчится

давай слегка помедлим
давай придем позднее
враг набирает силу
пусть станет он сильнее

1.

Роси сказал:

Дзикан-сан, ты должен кое-что знать

да, Роси

ты худший мой ученик за все время

2.

Я исчез лет на десять.
Когда вернулся в Лос-Анджелес,
Роси пригласил на ужин.
После ужина он захотел остаться со мной наедине.

Роси сказал:

Когда ты уехал, половина меня умерла.

Я сказал:

Не верю.

Роси сказал:

Хороший ответ.

3.
Во время сексуального скандала с Роси (ему было уже 105)
в газетных репортажах часто упоминалось
о моей связи с ним.

Роси сказал:

Я доставляю тебе кучу хлопот.

Я сказал:

Да, Роси, ты доставляешь мне кучу хлопот.

Роси сказал:

Я должен умереть.

Я сказал:

Не поможет.

Роси не рассмеялся.

Если б не было в мире картин,
Мои были бы очень важны.
С песнями та же беда.
Раз уж это не так, поскорей станем в ряд,
Где-нибудь поближе к концу.
Порой я видел, как пошлым техницветом
Унижали женщину в журнале.
Я пытался ее воссоздать
В лучшей обстановке.
Порой мужчина.
Порой мне позировали живые люди.
Можно им повторить?
Спасибо, что пришли.
Еще обожал на столе предметы —
Подсвечники, там, или пепельницы,
Да и сам стол.
С зеркала на бюро
Спозаранку
Срисовал
Сотни автопортретов,
Напоминавших о том да сем.
Куратор назвал эту выставку
«Рисунки словами».
А я называю свои работы
«Годные украшения».

На коленях стою
Своих лет на краю
Дай мне в зеркало страсти упасть

А все, что я знал
Прочь уносит пусть шквал
В горнем свете мне жизнь свою прясть

Не найду я в нем тень
Но есть ночь, но есть день
И в объятиях – истины дрожь

Там есть то, что утратишь
И то, что найдешь
Что напишешь, а что и сотрешь

И тогда мое сердце вскроется
И хлынет любви океан
В несказанную схему страдания
Где давно уничтожен сам план

Оставшись без Сахары
я осмотрелся в комнате
и высмотрел ее сумочку
у ножки стула
просмотрел все записи
карандашом для бровей
в маленьком блокноте
нашел те самые стихи
что вы сейчас прочтете —
буквы размазались
но вот слово в слово:
« Выпрямись, маленький воин, – кончались они, —
ты не растратил жизнь понапрасну
на любовь ко мне».

Слышу порой как ты резко встанешь
и развернувшись
идешь ко мне
слышу будто бы шорох
Сердце скачет навстречу тебе
в воздухе
чтоб отвезти домой
и снова долго жить вместе
Потом вспоминаю
о непреодолимых масштабах любви
и готовлюсь к последствиям
воспоминаний и грусти
но воспоминания с перечнем лет
вежливо отворачиваются
а грусть как теленок
опускается на колени
в солому изумления
и на минуту пока еще
твоя смерть жива
мы отдыхаем
в вечных объятьях друг друга

Ванесса позвонила
аж из Торонто.
Сказала, что я
могу на нее полагаться,
если узнаю, почем фунт лиха.
Повесив трубку,
я поиграл
на свирели с шестью отверстиями,
которую она мне вручила
по случаю нашей разлуки.
Я ощупью понял пальцовку
и играл лучше,
чем когда бы то ни было.
Из глаз у меня лились слезы
из-за звучания
и воспоминания
о ее необычайной красе,
какой никому не избегнуть,
и потому что она сказала,
что песня пропала,
а меня избрали
из всех безработных,
меня выбрали
ее вернуть.

Тебя вижу я в окнах
открытых – смотри:
ничего нет за ними
ничего нет внутри.

Ты снимаешь сандалии
гривой бурю устрой,
опала краса твоя
износилась листвой

Письмо запечатано,
дописана повесть.
Ты вручила мне лилию —
а теперь это поле.

Слышу машины
Их шум презрен
Люблю свой кофе
Люблю Шармен

И в этот день
Взлететь, опасть
Начать и кончить
Не украсть

Люблю Шармен
Пусть я дурак
Она не против
Она добра

Взгляд ее сед
Но коль я гад
Позеленеет
Ее взгляд

Когда слушаю Моренте
Знаю что должен делать
Когда слушаю Моренте
Не знаю что делать
Когда слушаю Моренте
Жизнь моя так мелеет
Что уже не поплаваешь
Копаю но не спускаюсь
Тянусь но не поднимаюсь
Когда слушаю Моренте
Знаю что изменил
Торжественной клятве
Той самой что оправдала
Мои все измены
Когда слушаю Моренте
Отвергается алиби моей гортани
Ниспровергается алиби моего дара
Шестью безупречными ниточками насмешки
Отворачивается моя гитара
И хочется все отдать
Но кому это нужно
Когда слушаю Моренте
Сдаюсь своей слабой фантазии
Тоже давным-давно сдавшейся
Великому Голосу Харчевен
Семей и Холмов
Когда слушаю Моренте
Я смирён но не унижен
Теперь выхожу с ним
Из темноты которой не смог стать
В темноту песни которую не смог спеть
Песни что жаждет землетрясения
Песни что жаждет религии
Слышу затем как он начинает великий подъем
Слышу Аллилуйю Моренте
Его громовую убийственно-благостную Аллилуйю
Слышу как она восходит к невозможной случайности
И пронзает привычные двусмысленности
Заостренными рогами
Его непостижимых двусмысленностей
Его крик совершенное слово восставшее против
Потрясенных сердечных противоречий
Борется с ними и обнимает их
Душит в ревнивой супружеской безысходности
И он вешает его под собственным голосом
Над всеми разрушенными потолками
Разочарованным небом
Его голос вырвался из тины надежды
Крови гортани
И строгого обучения канте
И он его вешает
Царство Моренте
Куда он входит не как Моренте
А как великий безличный помазанный Голос
Харчевен Семей и Холмов
И нас уводит туда
За окровавленный палец за горло засаленный лацкан
Уводит остатки нас
В свое Царство
Царство Бедности что он основал сам
Лишь туда мы хотим
И хотели всегда
Там мы можем дышать воздухом детства
Нерожденным воздухом
Там мы наконец-то никто
Там нельзя обойтись без него
Слава Энрике Моренте
Слава Семье Моренте
Танцорам певцам
Апостолам Харчевен Семей и Холмов