Станислав Малаховский - Великая Русь

Таинственна ты, связь времен…
Все повторяется в веках
Из круга в руг; иду, смущен,
и вижу смуту, беды, прах…
ушедших пращуров моих
в борьбе за волю,
свой народ
в труде, и в сечах, и в мечтах
о правде.
Так из года в год,
из века в век встает страна
в великих муках родовых,
и новой жизни семена
вновь всходят в людях уж иных.
Таинственна ты, связь времен!
Я вглубь гляжу издалека
и вижу рати, цвет знамен,
в сраженьи русские войска…
Суровы воинов черты,
их непохожесть – лик, глаза;
в них сила правды, красоты
и гнева ратного гроза.
Средь низ когда-то я бывал,
меж ними чувствовал и жил:
любил, сражался, умирал,
все помня до последних жил…
Былого вижу ряд картин —
то смутно, то как наяву…
Живой к живым иду один,
через века друзей зову!
Я помню речи и слова,
что говорили меж собой…
Знать, память предков в нас жива,
и, может, схожи мы судьбой.
И долгий путь в три тыщи дней,
пока поэму я писал —
я с Русью был,
все мысли с ней,
ей думал, жил,
страдал,
мечтал!
Но и тогда, когда бывал
я в море, в чуждой стороне,
я, Русь, тебя не забывал
и ты всегда жила во мне.

Русь росла в глубь Сибири,
крепла мощью единой.
В братстве, родстве и мире
Русь слилась с Украиной.
И казацкими «скасками»
вписан край непочатый —
от Таймыра до Каспия,
от Оби до Камчатки!
Шли казаки к востоку…
Край суровый встречал их.
Плыли к устьям с истоков,
шли тайгой сквозь завалы.
Сопки, новые реки
открывались нежданно.
Вышла Русь в этом веке
к берегам океана…
Были стычки в походах,
нелады с племенами —
чаще с мирным исходом
или под русское знамя!
От помещичьей дури
люд бег в край пихт и кедров,
поселялся в Даурии,
где земля родит щедро.
Шли к земле обетованной,
ширь да волю почуя,
поселенцы в даль новую —
за Байкал, к Акатую…
Много руд, злата, серебра
им открыли там горы!
Да великий путь Северный
весь проплыли поморы.

Русь
открытьями венчана,
в песнях,
в сказках воспета —
утвердилась навечно,
как шестая часть Света!

Отряхала Русь новая
прах темнейших веков…
Вышли рынки торговые
до морских берегов.
От потешных баталий,
юных шкод и забав
Петр страну повел в дали,
флот и войско создав.
После тяжбы с сестрицей,
бунта, казни стрельцов
он вернул все сторицей,
славя землю отцов.
Уж его не догонишь —
слыша времени зов,
с малой речки Воронеж
взял он курс на Азов.
И у врат Цареграда,
где прибил щит Олег,
с помпой в ночь – с канонадой
встал петровский ковчег!
Бил он турок и шведов,
как не бил их никто.
Петр науки изведал,
знал ремесел штук сто!
С ним друг Меньшиков рядом,
удалец и шутник;
в бой водил он бригады —
маршал,
царский денщик.
Но ему доставалось:
крут был норов Петра!
Трость царева ломалась
уж об Сашку с утра…
Сашка – мот и проказник,
храбр, смышлен да хитер.
Грозен Петр – «медный всадник» —
все ж отходчив и добр.
Встал вдруг Петр над Невою,
войску молвив одно:
– Здесь в Европу на море
мы прорубим окно!
И дела закипели…
Город встал из болот.
Иностранцы глазели —
царь сам строит свой бот?!
Под дубину российскую
и под стук топора
рвались с верфей балтийских
в бой корветы Петра.
Лоцман-царь за штурвалом;
вмиг – матросы на реях…
После пили все валом
на его «ассамблеях»!
Бил пашу он и Карлу,
в Крым и в Польшу ходил;
Шлиссельбург, Ревель, Нарву
штурмом взяв, покорил…
И храним провидением,
на вершине встал славы,
когда в грозном сражении
шведов бил под Полтавой!
Перенес он столицу
в дивный Санкт-Петербург.
Град дворцами гордится,
академьей наук…
Говорили в Европе:
– Царь силен и умен.
Выводил страну Петр
на орбиту времен.

Восхищался им в «Полтаве» Пушкин:
Петр, чтоб шведов выбить из седла, —
медь Христову перелил на пушки,
поснимав с церквей колокола!
На бороды в зле наступали бояре,
чесали в затылках
и ниже спины:
– Пропала Рассея!
– С таким государем
на немцев и флот
разве хватит казны?!
– Ишь, послал черт
царя-богохульника!
– Э-эх,
Русь-матушка
без креста…
И сжигали себя
староверы-раскольники
в ожидании
Антихриста…
Уходили в скиты,
в леса сибирские,
крестили двуперстьем,
холили бороды.
Разбегались в страхе
крысы монастырские
по дальним заимкам
из буйного города.
Стонал и мужик от царевых поборов,
тянул до весны
на каше березовой…
В деревнях голо
от рекрутских народов,
одни старики да вдовьи слезы.
И помнил народ еще долго
и тонкости,
почем государев «изюма фунт» —
как юный Петр
с древней царской жестокостью
в Москве подавил тот стрелецкий бунт.
Злы на царя,
мерзли в топях крестьяне,
Питер построив Отечеству в дар…
Но все ж ухмылялись в кулак россияне,
когда вам царь
бороды стриг у бояр!
Притерпелся народ
к царевым чудачествам:
– Вишь, как Рассею зато повернул!
На службу к нему шли дворяне,
казачество;
победы и славы несся гул.
Петр Великий —
мастак, работяга:
сам токарь,
кузнец,
плотник,
первый строитель.
Поднял он величие
русского флага —
Руси флотоводец,
воин,
учитель!
Время Петра —
всей страны обновленье.
Был труден путь в гору —
дорога крутая.
Проснулась медвежья,
пришла вся в движенье
Россия могучая и молодая.

Уходит в прошлое Древняя Русь…
На смену другие идут поколенья,
но верен я теме своей остаюсь:
раскрыть нашу душу,
страны всей значенье.
Мне подвигов предков пыль сметать
не кажется архаизмом;
без вранья истории трудно понять
строительство социализма.
Меняется время —
меняется стих…
Поэзия – женщина строгая!
Старинный размер я сдаю в архив,
другую эпоху трогая.

Век просвещенья…
На Руси – матриархат:
всем правят немки.
Фейерверки,
маскарад,
камзолы,
парики,
балы и туалеты,
гулянья,
кутежи,
чины и эполеты…
Екатерины, Анна, Лизаветы
страну в феодализм
отбросили назад.
Забыта новь Петра,
его дела, заветы!..
Могучий взлет,
величье дел, затрат…
Сподвижники в опале,
многих нет уж.
Все косность, старь, застой,
куда ни кинешь взгляд.
Засилье иностранцев…
Спит сенат.
В ходу Указ «О вольности дворянства»;
повсюду кабала и барское тиранство.
Дворянству – вольность,
а крестьянам – ад!
С тех сорока годов остался лишь «Завет»
да шпага с надписью «Виват, Элизабет!».
Бироновщины страх и ряд переворотов,
напрасных войн,
мишурность анекдотов,
ловля чинов,
авантюристов рой…
И век Екатерины вдруг Второй.
Принцесса Цербстская,
Руси Семирамида,
Екатерина – просвещенная Киприда
Вольтеру письма шлет;
сам Д’Аламбер ей друг.
Цветет в столице Академия наук,
где Ломоносов – первый всем учитель;
Дашков – президент и попечитель,
подруга юности Армиды молодой,
блиставшая умом и красотой.
В дворцах величественных
Северной Пальмиры,
затмившей роскошью
едва ли не полмира,
сенат с коллегией,
где важные мужи;
двор, где статс-дамы,
камергеры и пажи,
интриги, сплетни,
тайные пружины…
И в духе Монтескье —
«Наказ» Екатерины!
Здесь Панин – прожектер,
Шувалов – финансист,
Волконский – воин, князь,
Щербатов – публицист;
Румянцев, Шереметев, Салтыков,
достигшие фельдмаршальских чинов…
Здесь фавориты:
первый – граф Орлов,
лихач, красавец, к подвигам готов;
второй – Потемкин,
лучший из умов,
князь «Тьмы» Таврический,
прилежный реформатор,
любимец «матушки»,
бессменный триумфатор.
И дальше фавориты чередой:
юный Ланской,
могучий Трубецкой,
вслед ряд любимцев страсти роковой,
полуправитель поздний
Зубов пожилой…
Здесь, одами к Фелице достославен,
поэт придворный
прапорщик Державин.
Херасков там, поэт,
Крылов – наш баснописец,
Фонвизин,
Рокотов – известный живописец…
Там Новиков – издатель, просветитель,
в опале Павел,
выродок,
весь в дурака отца,
дождавшийся, как он,
и трона, и венца,
презренья гвардии, такого же конца.
Там иностранцы,
знать, чины…
Весь «свет»!
Но войско в войнах,
и Суворова там нет.
И нет Радищева,
как нет там Пугачева, —
но грозный призрак их
витает меж дворцов!
В Сибири первый революционер
за дерзость слова.
А вождь мужицкий…
царство тряс с низов.