Станислав Малаховский - Великая Русь

Вновь сгущались в мгле тучи
над великой страной…
Быть беде неминучей —
Все нет сладу с Ордой.
Да еще сговорились
с ней два русских князька,
на Москву навалились!
Их победа близка…
За престол, за наследство
в ход коварство пустив,
шло на нас это бедство
войском, словно прилив.
Села жгли мимоходом,
не во сне – наяву…
Шли с ордынским походом
те князья на Москву.
Возмутилась Россия —
– Как их держит земля?!
Сила силу косила…
Шла под знамя кремля.
Шли с Ростова, шли с Пскова
встать за русский престиж…
Да спалил Москву снова
крымский хан Тохтамыш.
Еще были мы слабы,
и князья не в ладу.
Им бы Невского славы,
им Донского бы дух!
Все ж Русь-матушка крепла
на виду у татар.
Нет, Орда не ослепла,
а ослабла от свар.
И уже не совались
брать народ за кадык,
а князья торговались,
взяв на царство ярлык.
Тут явленье иное…
К злу, к добру – не пойму:
хвост прижал всем ногою
полководец Тимур.
Встав с глубин царств Востока,
бил Орду Тамерлан,
гнал их степью жестоко
к Волге сквозь Казахстан.
Покорил он пол-Азии,
сгреб с татар долю дани…
Вдруг, к смятению князя,
тучей встал у Рязани!
Но смущен Тимур, скован:
ждал шестнадцатый век,
а здесь глушь, странно, ново —
русский дух, русский снег…
В год последний столетья
понял – он на краю.
– Нет, не начал стареть я, —
гнал царь думу свою.
– Край суров грозных руссов,
храбр народ и велик,
нет там слабых и трусов.
Благороден их лик…
Две недели стояли
в фронт войска двух народов.
Звездочеты гадали
Тамерлану в угоду:
– Грозно звезд положенье.
Русь сильна, необъятна…
Ждет тебя пораженье! —
Повернул царь обратно.
…
Вновь усилились ханства,
вся раздроблена Русь.
Спесь бояр, дурь и чванство,
барский гнет…
…Но прощусь
я с периодом этим.
Крепла наша страна!
По пути лишь заметим —
век не темь-старина;
хоть опять навалилась дань,
(соболь с «дыма» брал хан),
вскоре скинул цепь,
не ввязавшись в брань,
Иван Третий —
в степь
развернув наш стан.
Но разбил Орду,
штурмом взяв Казань,
лишь царь Грозный Иван.

Ой ты, Грозный Иван,
мудрый царь, да тиран!
Где указом, где казнями
укреплял он страну;
силой, сборами разными
набивал он казну.
Ввел «места» и опричнину,
власть отняв у бояр;
все вершил самолично:
был к политике дар!
Дал он льготы печатникам,
землеходцам, купцам,
«государевым ратникам»,
в «земли» слал коих сам.
Слал послов и купечество
к иноземцам всех стран,
чтоб про мощь Русь-отечества
знал и лорд, и султан.
И шли гонцы Ивана Грозного
в богатые державы «розные»,
в заморские «землицы» южные —
везли на Русь товары нужные!
Грозен царь был уж смолоду…
Спуску не дал князькам —
вольный Новгород, Вологду,
Русь прибрал всю к рукам.
Свирепели опричники,
псы цепные царя…
Всюду рыщут обидчики,
страх, зло, ужас творя.
С своим верным Малютою
сам набег учинял,
за крамолу бил люто —
всяк дрожал феодал.
Сложной Грозный был личностью:
то был добр, то свиреп,
то молился, то кичился
полной властью и креп.
Слыл писателем, книжником,
дипломатом Руси…
Был к походам сподвижником,
на открытья спесив.
Обожал царь потехи,
пир, кулачны бои,
да любовны утехи,
и капризы свои.
Мать-земля не обидела,
его силой даря:
жезлом пол сквозь бил!
Видели
часто в гневе царя.
Но достоинства ратного
у него не отнять:
вместе с войском шел в латах он
Русь-страну укреплять!
Взял Казань он и Астрахань —
злые ханства сломил,
путь торговый по Каспию
к персам, к туркам открыл.
Взял он Нарву у шведов,
торг с Европой начал,
с ним в Архангельск путь ведал
флот купцов англичан.
К морю двинул пределы
он в Ливонской войне,
грады строил он смело,
слал отряды везде…
Новгородцы-ушкуйники
в стругах в Крым шли, в «варяги».
В устьях лезли разбойники —
ждали струг передряги.
По наказу Грозного строгому,
затеряв все следы,
плыли к Новой Земле братья Строгановы
пробиваясь сквозь льды.
Нос, корма у судов «по-туриному»,
борта наведены «по-звериному».
В царство льдов и полярной ночи
шли в неведомое «государевы кочи»!
И поморы со звонами
с Соломбальских верфей
шли морями студеными
за клыками моржей.
По «сполохами» Севера,
застревая во льдах,
плыли в кочах из дерева
на прямых парусах.
Взяв упряжки и нарты,
в коч свезя снаряжение —
плыли с компасом, с картой,
зная ветры, течение.
Шли к норманнам угрюмым
и за фьорды – к датчанам,
путь открыли на Грумант,
мех везли англичанам…
Русь – в походах, в сраженьях
расширяла простор.
Блеск побед, пораженья,
от татар вновь разор…
Но ломала их силу
снова русская рать!
На Руси им могилу
не впервой обретать…
В грозных сечах, в пожарищах
Русь росла вглубь и вширь.
Шел Ермак «со товарищи»
у татар брать Сибирь!
За Иртыш вбив Кучума,
в рост встал росс-великан,
и глазели угрюмо
на него с вражьих стран!

В честь побед совершенных,
славы русских знамен
храм Василия Блаженного
дивный был возведен.
Зодчих Барму и Постника
царь в сердцах ослепил,
чтоб никто из них после
лучший храм не слепил…
Велика ж милость царская!
– Лепота! – сам признал.
Знать, крамола боярская…
Царь зол, мнителен стал.
Самовластье, жестокости
он возвел в абсолют.
Люд держал в страхе, в строгости;
вспыльчив был он и лют.
Росс характером славится,
самобытным умом!
Царю б раньше «преставиться» —
помянули б добром.
Свиреп, жуток стал к старости —
сына жезлом убил,
Годунова из малости
до бесчувства избил.
Всюду чудились козни,
бунты, сговор бояр…
Пытки дыбой и казни
Русь ввергали в кошмар!
Кремль в Москве вырос заново,
с высоченной стеной,
в башнях цвета багряного…
Вырыт ход потайной.
Да соборы украсные,
ряд хором и палат…
Церкви-маковки резные
куполами горят!
Ты, Москва златоглавая,
сердце, гордость страны!
Не померкнешь ты славою
с лет седой старины.
И в веках будешь, вечная,
над Отчизной сиять,
ты родная, сердечная,
наша древняя мать!
…
Времена Ивана Грозного…
Мощь, единство всей Руси.
Власть до ужаса морозного
в царской бешенной спеси.
Долгий век правил он,
да сменил он семь жен…
Шел с опричнины стон.
Ненавистен стал трон!
…
Умер Грозный внезапно.
Годунова ль вина?
Из его рук царь «хряпнул»
в ванне чашу вина.
Сев с «аглицким посольником»,
камнем он похвалялся
и за шахматным столиком,
сделав ход, вдруг скончался.

Грызлись бояре за власть с Годуновым:
Мстиславские, Шуйские, Романовы,
Голицыны.
Грозили татары нашествием новым…
Народ бушевал
от границ до столицы.
Интригами,
властью,
родством,
наговором
опричник шел к трону —
и был коронован.
Впервые царь выбран
Великим собором…
Но мрачен народ.
– Горе ждет Годунова!
– Хрен редьки не слаще!
– Нет хлеба,
нет воли!
Налоги, крепь, барщина
гнут мужика.
Ливонцы жмут,
крымцы прут с Дикого поля…
Да мор по Руси.
Жизнь горька и тяжка.
Слушок плыл по Москве,
что он с Бельским замешан
в смерти внезапной царя Иоанна;
что сын царя Дмитрий
не сам был порешен,
а мальчик убит
тайно властью тирана.
Народ легковерен,
народ суеверен
и слухи всплывали тайком
да не смело.
Боялись и казней…
Любой сивый мерин
мог стражу скликать:
– Государево дело!
Правитель умен:
снял с крестьян часть поборов;
бояр смял,
чинуш,
вернул льготы купцам;
собрал массу войск,
взял дворян договором…
Дал шведам бой.
Выгнал Орду в степь с позором.
Сполна денег роздал —
народу, стрельцам!
Досталось дворянам,
всему ополченью
с казни серебра, медяков и рублев.
Да сбор с конфискованных
Шуйских имений…
Несметно богат был и сам Годунов.
Но дальше…
Стянул царь петлю на народе.
В доносах, злодействах и казнях Москва
Нет веры
его «худородной породе»…
А тут – Лжедимитрий.
Народ с ним, войска!
Смешалось все разом:
восстанье казаков,
волненья крестьян и измена бояр.
В Москву с самозванцем
шло войско поляков…
И в страхе
хватил Годунова удар.
Под шумок
влез на трон инок Гришка Отрепьев!
Поцарствовал год,
да спихнул народ.
В столице бесчинствовало
шляхетское отребье,
глядь, следом второй самозванец идет!
С ним та же полячка, Марина Мнишек, —
гордячка сумела на год стать царицей!
Но понял народ:
два Лжедмитрия – лишек, —
и Тушинский вор
не дошел до столицы.